АБРИКОСОВЫЕ СОБАКИ

СОХАЧ

Уверяет меня Сан Саныч:
– Ходит, ходит тут лось! Прямо возле той приметной просеки, на редколесье в прошлом месяце видел его.
Я Сан Санычу не верю. Сан Саныч – мировой мужик, знатный рыбак, да и охотник не хуже, но больно любит прихвастнуть. Откуда здесь лось возьмётся? Здесь и завалящего зайчишки днём с огнём не отыщешь. Места проторённые, исхоженные. Человеческий дух далеко отгоняет опасливое зверьё.
Не верить-то не верю, а сама кругами возле просеки хожу. Лукошко в руках подпрыгивает. В лукошке на дне три маслёнка болтаются, перекатываются. Знаю – не грибное место, а далеко отойти не могу, всё тайная мысль гложет: «Авось повезёт! Авось встречу сохатого!»
Месяц ходила – грибы собирала. Месяц лося высматривала. За это время воздух сделался по-настоящему грибным, деревья променяли зелёный цвет на золото и багрянец. Расшалился ветер – поредел лесной наряд. Много лучше стало видно сквозь обветшалые ветви округу.
В один из таких дней набродилась я по лесу досыта, грибной улов оттягивал руку, мне бы домой, да только зазвала меня к себе валежина, не утерпела я – присела ненадолго передохнуть, и вдруг чуть не подпрыгнула от радости: вдалеке, на том самом лосёвом месте, мелькнула ветвистая тень. Неужто сохач? Так! Так!
Я тут же попрощалась с валежиной. Только лукошко полнёхонькое грибов оставила ей на сохранение. Мне грибы сейчас нести не с руки. Мне идти вперёд надо осторожно, не наступая на ветки. Шуметь – ни-ни! У лося тонкий слух. Чуть что не так – сорвётся места и поглядеть на себя не даст.
Крадучись, пробиралась я вперёд. Сердце выскакивало наружу от радостного предчувствия. Пока шла, тень сохатого всё время маячила передо мной. А как дошла, приуныла. Стоит передо мной соседская Зорька и приветливо колокольчиком на ветру позвякивает.
Как я могла не расслышать звона колокольчика? Как увидела лося вместо коровы? Да, видно, так устроен человек – принимает желаемое за действительное.
– Эх, Зорька! Зачем же ты сюда забрела? – со вздохом спрашиваю я.
Молчит Зорька, ничего не отвечает. А колокольчик на ветру всё «звяк» да «звяк».
Забрала я грибное лукошко. Валежине спасибо сказала, и побрели мы с Зорькой домой.
Невесело бредём. Я по ходу Зорьке жалуюсь:
– Обманул-таки меня Сан Саныч! Нет здесь никакого лося!
Зорька мне в ответ протяжное «му-у-у!», мол, да – обманул! Промычала и остановилась.
Я говорю:
– Да что уж теперь грустить, Зорька! Пойдём домой!
А Зорька ни с места, только голову в сторону леса поворачивает и опять тянет:
– Му-у-у!
Тогда и я к просеке обернулась. Вижу столбы пыли в лучах солнца, а прямо в этих столбах лось стоит, в потоках света купается, и на нас с Зорькой смотрит.
Нет! Не такой человек Сан Саныч, чтобы зря языком трепать!




МЫШИНАЯ ПОРА

Как-то поздней осенью завелись у нас в доме мыши. Ну, мыши и мыши, эка невидаль! Завыл недобрый ветер, нагнал холоду – вот они в тёплый дом и пришли. Всё бы ничего, да только мне от одного слова «мышь», не по себе делается, а тут целое мышиное семейство на постой пожаловало.
И что за предубеждение у меня против мышей? Маленькие зверюшки, вполне безобидные, чего их бояться? А боюсь! Наверное, была я в прошлой жизни слоном и досыта натерпелась от пронырливых грызунов. А если это правда, тогда и спрос с меня за мои страхи небольшой. Вот какое замечательное объяснение я придумала!
А ещё придумала, как от мышей избавиться. Мышеловок везде понаставила. В мышеловки сыру ароматного положила, не пожалела.
– Ну, – думаю, – сейчас всех изловлю!
Да не тут-то было! Не спешат мыши ароматным сыром лакомиться. То ли сыр не тот, то ли зверюшки больно умные у нас в подполье поселились.
День прошёл – неспокойный, насквозь пропахший мышами. Вечер пришёл – серый, мышиного цвета, за ним и ночь пожаловала. А ночь, как известно, мышиная пора. Стало мне совсем грустно, ещё тоскливее, чем днём.
Представила я, как лягу спать, так повыходят из своих укрытий мыши, начнут веселиться, по комнате взад-вперёд шнырять, хлебными корками хрустеть и меня дразнить. Нет, не буду сегодня спать и свет выключать не стану. Глядишь, и мыши нахальничать не посмеют.
Долго держалась – не спала. Часики уже полночь протикали, а я всё телевизор смотрю, не выключаю. Телевизор смотрю да по сторонам шорохи ловлю, к мышиным шажкам прислушиваюсь.
– Идут ли мыши? – сама у себя спрашиваю.
И сама себе отвечаю:
– Нет! Не идут. Никого не видать! Ничего не слыхать!
– Вот и хорошо!
И опять телевизор смотрю.
Долго сидела–смотрела, до двух часов ночи. А в начале третьего решила не сидя, а лёжа смотреть. Лёжа смотреть, конечно, удобнее. До того досмотрелась, что задремала.
Вот тут-то мыши и обрадовались, из норок-щелей носы повысовывали, а потом и вовсе раздухарились, без тени страха свои укрытия оставили и давай по комнате прогуливаться.
Мыши, видимо, давно о такой прогулке мечтали. Потому как разоделись в пух и прах – кто в нарядном платье, кто во фраке. Одни держат в лапах зонтики, другие – монокли. Чинно дефилируют, парами. Идут, соблюдая правила. Слева мышиные пары – справа мышиные пары, шагают друг другу навстречу, а как поравняются, расшаркиваются да раскланиваются. Всё в мышином царстве-государстве обстоятельно и спокойно.
И внезапно одна мышка замечает на диване меня.
– Что это? Кто это? – со страхом спрашивает она остальных, указывая на меня лапкой.
В мышиных рядах начинается паника. Боязно мышам! Ещё бы, такое чудище-юдище повстречать! Лежит горой на диване и не шевелится.
– Может, оно и неживое вовсе? – успокаивают друг друга мыши.
Тогда та самая мышка, которая меня заметила, решается пойти в разведку. С опаской взбирается она по моей ноге. Трясясь от страха, пробирается всё дальше и дальше, пока не оказывается прямёхонько напротив моего носа.
И тут я открываю глаза и вижу – ой, мамочки! – мышь, та самая, только платьице своё нарядное она где-то потеряла. Сидит бедолага-разведчица прямо напротив моего лица, и не может шелохнуться от ужаса. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом дружно закричали. И уж кто из нас громче – не знаю. Но точно знаю, что слились наши крики в один душераздирающий визг. Бросились мы врассыпную. Мышка – в одну сторону, я – в другую. Страху обе натерпелись, жуть!
А утром принесли мне самое верное средство от мышей – кошку. Звали кошку Мурка, и славилась она на всю округу своими охотничьими подвигами. Ловила Мурка не только мышей и воробьёв, а даже змей. Бесстрашного нрава кошка!
Мурка сразу мышей почуяла: насторожилась, усы расправила. Проснулся в Мурке охотничий азарт, аж глаз загорелся.
Посмотрела я на Мурку и вздохнула свободнее! Теперь держись, серое безобразие! Всех вас охотничья кошка переловит! Никто не уйдёт!
Пока Мурка на кухне хозяйничала, я с книжкой в комнате на диване устроилась. Как вдруг слышу, будто ребёнок плачет. Голосок у малыша жалобный, тоненький. Откуда-то снизу идёт. Глядь, а на дорожке, возле дивана, мышонок стоит. Вон откуда плач доносится.
Мышиные всхлипы не только я услыхала. В дверном проёме показалась Мурка. Присела, пружиня мягкие лапы, сейчас прикинет на глазок расстояние до мышонка и как прыгнет!
И вот тут-то я делаю то, чего от себя никак не ожидала. С криком: «Нет! Мурка, нет!», вскакиваю с дивана и сбиваю Мурку на лету, потому что Мурка тоже, как и я, успела прыгнуть. И покатились мы с ней кубарем в сторону дверного проёма. А мышонок как сидел себе на дорожке, так и сидит, только плакать перестал.
Тем временем вышла из-под дивана мышь побольше. Неспешно, деловито прошествовала она к мышонку. Что-то пискнула ему по-мышиному. Окинула сердитым взглядом нас с Муркой. И так же неспешно ушла. Мышонок понуро поплёлся за ней.
Мы с Муркой глазели на эту сцену, как зачарованные. Но стоило мышам скрыться из виду, чары развеялись, и тогда охотничья кошка взглянула на меня с укоризной, мол, что же это ты?
– Да я сама удивлена не меньше твоего! – развела я руками. – Не знаю, что на меня нашло: кинулась мышь спасать.
Не повезло Мурке ни в тот день, ни в последующие. Ни одной мыши не попалось в её когтистые лапы. Потому как попадаться было некому: ушли мыши из нашего дома.




ПИСЬМО ЖУКУ

Апрель выдался на редкость тёплым. Шутка ли? Двадцать пять градусов на солнце! Раннее тепло раззадорило нас, мы с удовольствием скинули куртки и весь день щеголяли по дачному участку в футболках, то и дело приветствуя радостными криками первые весенние одуванчики. Одуванчики старательно желтели, с любопытством глазели по сторонам, и, казалось, перешёптывались между собой: «Смотри! Смотри! Первые весенние люди!»
К вечеру похолодало, но уже поманила нас настоящая весна: не наглядеться – не надышаться! Разве зазовёшь в дом после такого дня? И мы решили пить чай на террасе.
Стало смеркаться, и вдруг кто-то вспомнил про старенькую лампу. Лампа эта весь прошлый дачный сезон освещала наши вечера. Зашумели, загалдели, кинулись искать, а когда лампа загорелась, несказанно обрадовались ей, как старой хорошей знакомой.
Круги света уютно ложились на стол. Чай был необычайно вкусным. Точно таким же, как первый дачный чай прошлой весной. Какое-то время мы сидели в полной тишине, вспоминая забытое чувство. Потом заговорили все разом. Всем хотелось поделиться, наперебой слышались голоса:
– Надо же! Всё как в прошлом году!
– Всё как в наш прошлогодний первый дачный вечер!
– И чай, как тогда, такой же вкуснющий!
Одна только Алька молчала. А когда общее оживление немного затихло, сказала:
– Всё, да не всё! Кое-что здесь неправильно!
Мы стали оглядываться вокруг в поисках чего-то утерянного. Вроде всё на месте: и стол, и лампа, и весна.
Алька выдержала паузу и многозначительно произнесла:
– Не хватает настырных майских жуков!
С майскими жуками у Альки отношения особые. Она их терпеть не может, а вот жуки – наоборот, питают к ней самые добрые чувства. Так и норовят очутиться к Альке поближе. То решат, что рукав Алькиного свитера – это аэродром, а значит, отличное место для взлёта-посадки. То какой-то из майских жуков непременно пожелает напиться из её чашки, и обязательно найдётся тот, который не откажется полакомиться из Алькиной тарелки. В итоге – суета и взвизги.
– А ведь и вправду – нет в этом вечере нелюбимых Алькой майских жуков, – замечают все.
– Да. Отличный вечер! – говорит со вздохом Алька. – Но как будто ненастоящий! Вот уж никогда бы не подумала, что буду скучать по майским жукам! Может, всё-таки пора им уже появиться?
Стало неуютно. Общее развесёлое настроение сменилось общим затишьем. Отсутствие майских жуков отчего-то нагнало на всех тоску.
Я взяла ручку и блокнот. И уже через минуту смотрел на меня с блокнотного листа стишок.
– Эй, народ, хватит грустить! – сказала я. – Лучше послушайте:

На опушке, где кукушки
Тянут вечное «ку-ку»,
Я сижу в своей избушке
И пишу письмо жуку:
«Поскорее прилетай,
Потому что скоро май!»

Алька заулыбалась. Лицо – воодушевлённое, глаза – большие:
– Скоро прилетят! То-то визгу будет!




АБРИКОСОВЫЕ СОБАКИ

Невзлюбило меня абрикосовое дерево, хоть плачь! Другие деревья со мной приветливы: то плодами-ягодами угостят, то в тени укроют, а это при каждом удобном случае норовит ветками оцарапать, всё отвадить меня пытается.
Мне бы не ходить к абрикосовому дереву, не испытывать судьбу. Вдруг в следующую встречу что-нибудь похлеще, чем меткий бросок абрикосиной в лоб, придумает? Да вот беда, таких чудных абрикосов ни одно дерево в округе не даёт. Столько вкуснотищи в садах растёт – и сочной, и сладкой, а у этой, никем не окультуренной дички, плоды особенные. Всем местным фруктовым деревьям нос утёрла.
Вот и повадились мы с Алькой проведывать абрикосовое дерево каждые несколько дней. Альке дерево дарило плоды радостно, щедро сыпало с веток прямо в руки. Со мной у абрикосового дерева разговор отдельный – хмуро исподлобья смотрит оно на меня. Каждый раз даёт понять – я гостья непрошенная, незваная.
От этого угрюмого взгляда и пришла мне на ум дедова история. Правда, рассказывал это мой дед про собак. Мол, толковая собака ни за что на хорошего человека бросаться не будет. Если собака лает, надрывается, то значит, что-то не так с этим человеком, что-то нечисто. Стоит к нему повнимательней присмотреться. История вроде как с деревом несвязанная. Но подумалось мне, а что если абрикосовое дерево ведёт себя, как та толковая собака, а я для него – тот самый нехороший человек?
– Да брось ты! – успокаивала меня Алька. – Вбила себе в голову непонятно что!
Но не помогли Алькины уговоры, крепко-накрепко засела в моей голове неуютная мысль. Всю ночь я прислушивалась к шуму грозы за окном. Всю ночь вертелась на своей кровати. Лаяли навзрыд абрикосовые собаки, дразнились, кусались и старательно превращали мой сон в кошмар. Вскочила я чуть свет и помчалась к абрикосовому дереву выяснять отношения.
И кто сказал, что утро вечера мудренее? Надо бы приструнить обманщика!
Ни на йоту не стало приветливей абрикосовое дерево с утра. Наоборот – стояло насупленное как никогда. Ветки подняло так высоко, будто точно знало о приближении врага и решило подальше да повыше припрятать от неприятеля свои плоды. А обиднее всего было то, что врагом абрикосовая крепость назначила меня.
Жаль, нет у меня знакомого друида, а то научил бы уму-разуму! Подсказал бы, как с этим бунтующим деревом договориться.
– Да как же мне с тобой на мировую идти, кода ты так воинственно настроено?! – воскликнула я в сердцах. – Так мирные переговоры не ведутся! Завязывай с круговой обороной!
Прилетел любопытный ветер. Стал слушать, о чём мы с абрикосовым деревом беседуем. Вокруг меня поплясал. Потом стал ветки дерева перебирать. Пока слушал, вволю нарезвился. Но ни одной абрикосины не обронило дерево. Видно, страстно желало, чтобы мне ничего не досталось.
Посмотрела я на дерево, головой покачала.
– Эх ты! Я к тебе со всей душой! Разве обидела я тебя чем? Или собиралась обидеть? Да хоть бы объяснило ты мне, что же всё-таки случилось? Что за чёрная кошка между нами пробежала? – крикнула я в запальчивости.
Молчало абрикосовое дерево.
И как бы мне ни хотелось написать про наше примирение, а ещё лучше про завязавшуюся дружбу, да только ничего этого не случилось. Не стало абрикосовое дерево добрее, не просыпались к моим ногам солнечным дождём спелые, ароматные абрикосины.
Я на дерево зла не держу. Я будущего лета жду, дачного сезона. Вот приеду на дачу, и так соскучится за долгую зиму абрикосовое дерево, что примет меня, угостит от души. И ни разу не облают меня абрикосовые собаки ни во сне, ни наяву.




ОХОТА ЗА ТИШИНОЙ

Больше всего на свете я люблю ловить тишину. Мой сосед Вовка ходит в лес, чтобы прыгать, резвиться да по травке-муравке носиться. А я не за этим в лес хожу – мне тишину подавай.
Поймать тишину и просто и сложно. Тут главное настрой. Да и погода немалую роль играет. В дождливый день тишина сама в руки идёт. И леса никакого не нужно, только окно пошире отвори да внимательно вслушивайся в мерное звучание дождевых капель.
В солнечный день другое дело – без леса никак не обойтись. Да кроме леса много ещё чего надо. Лес – это только раз. Пенёк подходящий в лесу отыскать – два. Устроиться на нём поудобнее – три. Ну, и настроение нужное – четыре.
Скажем, всё это имеется, дальше надо поднять голову вверх – как можно выше и цепко вглядеться в высоту. И вот тогда-то не сдержится небо, возьмёт и полыхнёт на тебя своей синей бездонностью. До того ярко, аж дыхание перехватит! И если смотреть долго, то звуки начнут отдаляться и медленно-медленно затухать. Всё тише, тише, тише, пока окончательно не замрут вдали. А тишина станет ощутимой, почти зримой. И в конце концов обвалится на тебя вместе с пронзительной всепоглощающей небесной глубиной.
Часто охотиться за тишиной у меня не получается. От силы раз в месяц, да я и тому рада. А однажды не было меня в лесу целую вечность: три весенних месяца мимо меня пробежали – ни разу в лес не позвали. И лишь когда одуванчики стали невесомыми, а по луговой глади заскользили стрекозы, выбралась я на своё любимое место. Вдохнула тёплого терпкого воздуха, огляделась вокруг и устроилась, как водится, на подходящем пеньке, голову вверх подняла, окунулась в тишину, и вдруг – «бац!» – прямо на кончик моего носа приземлился кузнечик. Я скосила глаза, чтобы получше разглядеть непрошеного гостя. А кузнечик, ничуть не смутившись, говорит:
– Позвольте представиться! Дарвин Бряк, кузнечик. Прозвище моё – Ловкий смычок. Чрезвычайно рад нашему знакомству!
Я рот раскрыла. И от удивления, и для того чтобы поздороваться, но тут подул лёгкий ветерок и кузнечика сдуло.
Я расстроилась. Ведь не каждый день приходится общаться с говорящим кузнечиком. Ах, да ветер-свистун! Всё унёс от меня, и говорящего кузнечика, и тишину.
С тех пор не встречала я больше Дарвина Бряка, да и с другими говорящими кузнечиками тоже свидеться не доводилось.




РЫБИНА

Катилось-перекатывалось по небу солнце, долго катилось, через зиму перевалило, до весны добралось. Славные настали денёчки – звонкие, певучие, птичьи! Грянула, громыхнула весна. Раньше положенного распустила сиреневые кисти, брызнула сиреневым соком – пряным, сладким.
В один из таких дней и принёс Саша с рыбалки рыбину.
Рыбина как рыбина – зовут елец, сама величиной с ладошку, такую почистить, добавить к ней картошку, плюхнуть воды, соли немножко, и всего того, что ещё в уху класть полагается, подвесить котелок над костром, сварить бы, съесть и забыть.
Да только пробегал мимо Пашка, мельком взглянул на рыбину, и обронил:
– Хороший елец, знатный! Такой как надо!
– А какой надо? – заинтересовалась я.
Пашка приостановился и, перед тем как помчаться дальше, пояснил:
– Ну, такой как этот. Хороший елец любит мух, мошек и воду, а ненавидит вязкий весенний воздух.
Мы с Сашей уставились на рыбину.
Елец жадно ловил ртом ненавистный воздух и обречённо- бессмысленно таращил глаза. От этого взгляда нам стало неловко. И я, и Саша разжалобились. Набрали в ванну водопроводной воды и выпустили туда рыбину.
– В этакой воде она и суток не протянет, – невесело сказал Саша.
Но рыбина оказалась живучей. Два дня смотрели мы с Сашей, как снуёт она туда-сюда по куцым просторам ванны, как сверкают голубовато-серебристые чешуйки, а на третий пересадили её в ведро и отправились на речку.
Рыбина затихла, неизвестность пугала её, и добрую часть пути она притворялась мёртвой. А как только почуяла близость воды, неистово забилась в ведре. Мы с Сашей, поддавшись её настроению, невольно ускорили шаг. И быстрее закружился в воздухе сиреневый запах – яркий, густой, всепоглощающий, на секунду показалась, что не пробраться нам сквозь него к реке.
Споро шли мы по тропинке – торопились, спешили, а возле речки, у самой воды, я немного замешкалась. Сразу отпускать не хотелось. Во-первых, я к ельцу успела привыкнуть. А во-вторых, вдруг благодарная рыбина возьмётся исполнять наши желания? Но ельца тревожила иная мысль, и было ему совсем не до наших желаний. Да и серебристый цвет чешуи не вселял особых надежд. Прямо скажем: никакого сходства с золотым.
Саша ни о чём таком не думал, просто взял ведро и вернул рыбине речку.
Елец какое-то время постоял у берега, будто не веря своему счастью, а потом быстро пошёл на глубину. Сверкнули голубовато-серебристые чешуйки.
Рыбина уплыла, а мы остались. Мы смотрели ей вслед и отчего-то улыбались: улыбалась я, улыбался Саша. И где-то там – на глубине улыбалась рыбина.




ПОДАРОК

Заманило меня лето в лес. Долго-долго вело по тропинке. Щедро сыпало дарами.
Подарило мне лето: сосны – выше которых нет, стайку огненных белок, торопливое семейство колючих ежей.
Не забыло лето про тёплый южный ветер, а в придачу к ветру достались мне от лета шелест берёзовых листьев и мерное кукование кукушки – ровно сто «ку-ку», а уж цветами да разнотравьем одарило без счёта.
Шла я по лесу, радовалась подаркам. Дышалось мне легко, вольно – как никогда. Так славно, так хорошо, но всё же надо было назад поворачивать, далековато я от дома забрела. Почувствовало лето, что я обратно засобиралась, и решило меня задержать, приготовило подарок, мимо которого не пройти – раскинулся передо мной малинник, густо усыпанный спелой ягодой. Не смогла я от подарка отказаться. Не смогла лето обидеть.
– Ну, – думаю, – разве надолго задержусь, если одну ягоду попробую?
И пошла пробовать – одну, одну, ещё одну... Такая спелая, такая сочная малина оказалась, запросто от такой не уйдёшь. Обрадовалось лето, что мне малина понравилась, подговорило солнце бросить лучи прямо в малинник, и стала малина вкуснее, ароматней прежнего.
Время в малиннике бежит по-особому. Кажется, прошла пара минут, а на самом деле целый час пролетел. Вот что душистая ягода со мной сделала – совсем я за временем следить перестала. Но пора и честь знать! Сейчас съем напоследок малину покрупнее – и точно ухожу.
Только я последнюю ягоду в рот положила, вдруг слышу, затрясся малинник, заходил ходуном. Кто-то с другой стороны к кустарнику подобрался и малину обирает. Любопытно мне стало, кого ещё лето к малиннику привело? Да легко посмотреть не получится, заросли кустарника непролазные, кучно стоят. Обошла я малинник и заглядываю: а там медведь! У меня от неожиданности сердце в пятки ушло. А косолапый, как увидел меня, даже малину из лап выронил. Что медведь дальше делать будет, я дожидаться не стала, потому как ноги меня сами быстро-быстро от этого места понесли. Бегу, а позади меня кусты трещат. Не выдержала – обернулась посмотреть, неужто медведь за мной гонится? Но оказалось, что у мишки совсем другое на уме. Помчался он в противоположную сторону, видно, не меньше моего испугался.
Пробежала я ещё немного. Остановилась, чуть отдышалась и тут меня смех взял. Ай да лето! Медведя мне подарило!