Олеся и стаканчик
Стаканчик
Я занесла руку над урной, чтобы выбросить пластиковый стаканчик от мороженого и замерла.
Я не смогла его выбросить! Рука не выпустила стаканчик. «Пятёрка», – само собой пронеслось в голове.
«Блин!» – подумала я.
– Ты чего зависла-то? – прокричала мне Лариса, обернувшись и не найдя меня рядом. Она только что выбросила в эту же урну такой же стаканчик и пошла дальше. А я «зависла».
Мороженое было такое вкусное – шоколадное, только быстро закончилось. Мы прогуливались по душным улицам нашего посёлка и хохотали. Лариса – моя подруга детства. Можно сказать, родились вместе, вместе ползали и учились ходить. А вот в школах учимся в разных городах. И сейчас, закончив шестой класс, мы приехали в деревню детства на целое лето.
В начале каникул мы обычно не расстаёмся ни на минуту. Первые дни после долгой разлуки всегда так: через неделю мы можем даже поссориться и пару дней совсем не навещать друг друга, но сейчас – нет. Вот и сегодня, в первый день нашей встречи, нам было весело от каждой фразы друг друга. И мы хохотали, как умалишённые, смущая прохожих.
Так было ещё секунду назад.
– Что с тобой? – её карие глаза серьёзно и внимательно заглянули в мои голубые.
– Ничего особенного, – соврала я и спрятала стаканчик за спиной, вляпавшись в него второй рукой.
Наше веселье как ветром сдуло. Лариса озабоченно смотрела на меня. И я была озабочена не меньше её.
– Олесь! Что случилось? – спросила Лариса. В её голосе послышались нотки знакомого напора с капелькой агрессивности. Она так всегда делает, когда очень надо, чтобы было именно так, как ей хочется.
– Не смогла выбросить стаканчик, – сдалась я и глубоко вздохнула.
– Как это? – не поняла подруга.
Я пожала плечами.
– Не хочу выбрасывать его.
– Ты что, больная? Зачем он тебе? – наседала Лариса.
– Бабушка их собирает, – пролепетала я неуверенно.
– Олесь, выбрось, не дури. Вон ухрюкалась уже вся.
Я, и правда, стояла и смотрела на свои липкие пальцы, и усиленно думала, обо что бы их вытереть. Салфетки остались дома в рюкзаке. Воду мы недавно допили. Хоть об траву на обочине вытирай.
Лариса достала из кармана пачку салфеток, вынула парочку и протянула мне. Я вытерлась и засунула скомканные салфетки в стаканчик в надежде протереть и его, когда Лариса отвернётся.
– Так и не выбросишь?
– Не-а…
Дальше мы шли молча. Совсем молча! Лариса даже достала смартфон и начала с кем-то переписываться. Единственными нашими словами были «ладно, пока, спишемся» у её калитки. И я побрела одна со стаканчиком из-под мороженого…
Бабушка
Дома бабушка пекла пироги. Их манящий аромат уже окутал весь дом от самой входной двери. Обычно я с упоением вдыхаю этот аромат, но только не сейчас. Я тихонько прошла по коридору, поднялась на второй этаж, уселась на постель и заплакала. На душе было как-то непонятно. С одной стороны, неловко и стыдно перед Ларисой за испорченную прогулку. А с другой, глубоко внутри я была рада, что всё-таки не выбросила этот стаканчик. «Ты что, больная?» – вспомнила я слова Ларисы.
Наплакавшись, я сидела и разглядывала стену своей комнаты. В углу под потолком были нарисованы чёрные чернушки из «Тоторо», а над столом висел венок из сосновых веточек, шишек и зелёной мишуры, изображавшей иголки. На ветках сидели маленькие беленькие кодамчики – духи деревьев из «Принцессы Мононоке». Рядом со столом на полках шкафа красовались малюсенькие статуэтки феечек. Все они были в нарядных платьях, с крылышками и волшебными палочками.
Когда-то я жила в этой комнате постоянно. Но теперь этот дом вызывал во мне смешанные чувства. Я не была здесь с прошлого лета. И всё будто бы стало чужим. Запахи, вещи из моего детства, стены, вид из окна… – всё такое далёкое, словно из другой жизни. Но, одновременно, родное, отзывающееся радостным трепетом у той маленькой девочки, что всё ещё живёт внутри меня.
– Ой! – испуганно сказала бабушка, подойдя ко мне. – Я хотела поменять покрывало, а тут ты притаилась.
Я вынырнула из своей задумчивости и заметила бабушку, только когда она ойкнула. Заметила и сразу же протянула ей стаканчик из-под мороженого с салфетками в нём.
– Что это? – спросила бабушка.
– Это я тебе сберегла. Пятёрка.
– Ты ж моё солнышко, спасибо! – заулыбалась бабушка и присела рядом. – А что загрустила?
– С Ларисой поссорилась. В первый же день. Представляешь?! – я прислонила голову к бабушке. – Вернее не поссорилась, но…
– Я люблю тебя, Лесенька. Всё будет хорошо, – медленно проговорила бабушка, поглаживая меня по голове.
– И всё из-за тебя, кстати, – я подняла голову и посмотрела на бабушкину реакцию. – Лариса сказала, что я больная, раз не могу выбросить стаканчик от мороженого…
Дедушка
Всё началось чуть больше недели назад, когда я приехала на каникулы. Дедушка Серёжа встретил меня у электрички. Я сразу же приметила его седые кудри среди толпы людей. Мы обнялись и направились к его «Ниве», чтобы сгрузить мой огромный чемодан с вещами. Сама б я его не дотащила, хоть он и на колёсиках. К электричке его подвёз папа, а от электрички забрал дедушка.
Рядом с железнодорожным вокзалом расположился большой супермаркет «Все свои». Сколько себя помню, мы всегда в него заходили, если приезжали в город. Так было и в этот раз. Мы взяли тележку для покупок, и дедушка положил на сидушку для малышей, встроенную в тележку, скомканные сумки. Большие тряпичные сумки красно-зелёно-грязно-жёлтого цвета с узорами, как на коврах времён царя Гороха.
– Дедушка, спрячь их, пожалуйста. Давай купим нормальные пакеты? Ну, пожалуйста! – приставала я к деду с того самого момента, как увидела эти сумки. – Мы же так всех людей вокруг распугаем.
– Не бойся, не распугаем, – парировал дедушка и улыбался в усы.
– Выглядит ужасно, – бубнила я себе под нос. – Будто мы бомжи какие-то.
Однако эффекта это не дало. И мы так и сложили наши покупки в эти большие страшные сумки. А потом ещё понесли их в машину на виду у всех. Мне казалось, что люди оборачиваются, брезгливо провожая нас взглядами.
– Позорище, – буркнула я, когда дед открыл багажник и укладывал сумки в машину.
– Раньше ты не была такая привередливая, – усмехнулся он и оценивающе посмотрел на меня. – Может картонкой проложить между твоим чемоданом и этими сумками, чтоб они, не дай бог, не соприкоснулись?
Медузы
На следующий день после завтрака я зашла на кухню и увидела там нечто. Пол был завален пакетами, контейнерами, баночками, стаканчиками, бутылочками и ещё не разберёшь чем. Бабушка сидела на коленях посреди всего этого и засовывала пакеты в пакет.
Но это ещё не всё! По всей стене от двери до раковины в несколько рядов висели прозрачные пакетики. Каждый из них был раздут и приклеен к стене только одним боком. Будто бы ряды медуз прислонились к кафельным плиткам.
– Ба, что это?
– Сушатся, – взглянув на меня мельком, ответила она.
Я стояла в дверях кухни с выпученными глазами и, видимо, настолько растерянным видом, что бабушка рассмеялась, поднялась с пола, подошла и обняла меня.
– Всё хорошо. Я сортирую вторсырьё.
Мы уселись за стол, и бабушка не спеша начала рассказывать мне, что существуют разные виды пластика, что большинство пластиков можно вторично использовать, что всем селом они договорились с пластиковым заводом и теперь можно сдавать многое в переработку. Надо лишь отмыть и высушить – только и всего.
Я сидела, смотрела на бабушку, кивала ей и думала, что в моё отсутствие она сошла с ума. Перед глазами сами собой проплывали видения из моей жизни.
Как недалеко от школы в помойке ковырялся какой-то бомж. Он был совершенно ужасного вида – с большими болячками на лице, опухшими руками и в грязной, рваной одежде. И он тоже засовывал какие-то пакеты в пакет…
Как однажды к нам в трамвай зашёл похожий бомж. От него ТАК воняло, что мы с мамой и кучей других пассажиров вынуждены были выйти на ближайшей остановке…
Как около нашего дома через Ленинградский проспект построили красивый подземный пешеходный переход. Посередине перехода зачем-то сделали высокий прозрачный купол. И папа каждый раз, когда мы там шли, говорил, что это шикарное место для городской оранжереи. Но однажды вместо оранжереи там поселились бомжи. И стало почти невыносимо там ходить…
Нет. Конечно, бабушка – не бомж. Но копаться в мусоре!…
– Ба, зачем тебе всё это?
– С ума сошла, – хихикнула она.
– А я так и подумала.
– А я так и поняла.
Полигон
За обедом бабушка попросила деда:
– Серёж, свози Олеську на экскурсию на полигон.
– Хорошо, только через пару часиков – надо закончить с посадками.
Садясь в машину, дедушка протянул мне горсть первой жимолости.
– Держи! Самый ранний сорт. Уже поспел! К началу июня успел в этом году.
У дедушки растёт много разных сортов и диковинок. В садоводстве он экспериментатор и коллекционер.
– О, спасибо! Вкус настоящего лета. Скоро и земляника подтянется, – размечталась я.
Размечталась и вспомнила, как в прошлом июне дедушка устроил нам дегустацию разных жимолостей. Он собрал по ведёрку ягод с каждого из примерно шестидесяти сортов, что у него растут. На ведёрках написал номера и потом заносил в табличку наши оценки от 1 до 10 баллов. Было весело и вкусно. Вдобавок, к всеобщему удивлению лучшим из лучших оказался неприметный куст в дальнем конце участка.
«Это одно из самых ярких воспоминаний прошлого лета – настоящий праздник жимолости!» – подумала я.
А мы, тем временем, ехали на экскурсию. Ехать оказалось далеко. Я спросила, что такое «полигон», что за экскурсия нам предстоит, и зачем мы туда едем. Но дедушка лишь улыбался:
– Потерпи чуток, скоро сама всё увидишь.
Мимо проплывали поля, перелески и деревенские домики. Я читала названия на придорожных указателях и номера обгоняющих нас машин. Пробовала пофоткать что-нибудь, но на ходу и через пыльное стекло машины получалось не очень.
В одной из деревушек прямо после красивой белой церкви мы свернули с трассы на второстепенную дорогу.
– Задраить люки, – скомандовал дедушка.
– Почему? – удивилась я.
– Сейчас узнаешь.
Несмотря на закрытые окна, в машине завоняло чем-то тухлым. Я спрятала нос под футболку. Так пахло чуть меньше. Вскоре мы свернули с асфальтовой дороги на щебневую. Справа от нас раскинулся полумёртвый лес, а слева – поле, поросшее редкими кустиками. Кустики выглядели странно. Сквозь сочную листву на ветках трепыхались какие-то белые и полупрозрачные куски. Ещё более странно выглядел забор из проволоки и столбов, тянувшийся посередине поля вдоль дороги – везде на нём колыхалось как будто бельё, сушащееся на ветру.
– Что это?
– А ты сама как думаешь?
– Похоже на плёнку или пакеты…
– Да, в этих пакетах кто-то однажды принёс свои покупки из супермаркета.
– Откуда их здесь столько?
– А ты вон туда посмотри.
Из-за леса виднелась гора. Настоящая огромная гора до неба. С первого взгляда она была зелёная и довольно симпатичная. Когда лес кончился, я увидела её целиком. На склоне виднелось какое-то движение. Несколько малюсеньких самосвалов поднимались наверх.
– Ничего себе гора! Откуда она здесь? – поразилась я.
– Это наша сегодняшняя достопримечательность, – тоном экскурсовода сказал дедушка и остановил машину. – Полигон твёрдых бытовых отходов.
– Что это значит?
– Значит, что вся эта гора сделана из мусора с городских помоек. Огромная вонючая свалка. Масштаб можешь оценить по размеру грузовиков. Вон там они едут. А вон экскаватор роется.
Я всматривалась в гору в поисках экскаватора. Мне показалось, что я не могу найти его из-за пыли на оконном стекле. Я открыла дверь, чтобы выйти и рассмотреть гору без стёкол.
– Олеська, стой! – успел выкрикнуть дедушка прежде, чем я поняла свою ошибку.
В салон ворвался поток зловония такой силы, что меня чуть не стошнило. Я захлопнула дверь, но было уже поздно.
– Буэ! Поехали отсюда быстрее, – проблеяла я, зажав нос руками.
Дедушка завёл машину, и мы отправились в обратный путь. Я изо всех сил зажимала нос и дышала ртом. Но это почему-то не помогало – воняло всё равно. Мне стало дурно. Хотелось сбежать отсюда со скоростью ветра, телепортироваться, исчезнуть. Казалось, что дедушка едет слишком медленно.
– Дед, ты специально так медленно едешь?
– Сейчас выедем на асфальт и поедем быстрее, – невозмутимо ответил он.
Отъехав на порядочное расстояние, мы остановились у магазина. Я чувствовала себя ужасно. Дедушка купил пару бутылок воды и заставил меня вылезти из машины, хорошенько умыться, высморкаться и попить. Стало заметно лучше, но голова всё равно разболелась. И дома я только и смогла доползти до постели.
Калужский Шиес
Утром я встала позже обычного и три раза вымыла голову. Вчерашний запах преследовал меня повсюду. Я подумала, что он остался у меня в волосах. Но мытьё головы и полная смена одежды не помогли.
Завтракала я уже после всех.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался дедушка, когда я уселась за стол.
Я скорчила моську и попросила поменять мне постельное бельё. Мысли ещё туговато шевелились в моей голове. Бабушка налила в чашку молока из трёхлитровой банки и поставила её передо мной.
– Плюшки ещё тёплые, – добавила она.
Посреди стола стояло большое блюдо, накрытое полотенцем. Приподняв край, я достала маленькую сдобную булочку с корицей, обильно посыпанную сахаром и закрученную улиткой. С первым же кусочком булки и глотком молока мне стало хорошо.
«Как и в детстве: лучшие булочки – у бабушки! – подумала я. – Вот бы ещё вонять всё перестало…»
Прожевав, я спросила:
– Ба, а всё-таки, зачем нужна была эта жесть? В смысле, экскурсия.
– Может, покушаешь сначала, солнышко?
– Ты представь тех людей, которые там работают, – одновременно с бабушкой начал дед и осёкся.
– Лучше пусть представит тех людей, которые там живут, – улыбнулась ему бабушка. – Работают-то там по собственной воле, а живут по принуждению.
Я откусила ещё тёплый мягкий кусок, но не смогла жевать молча:
– Как это по принуждению? Разве люди не могут уехать жить в другое место?
– А как? Продать там дом нереально даже за бесценок.
– Но ведь всегда можно что-нибудь придумать! – не унималась я.
– Наверное, – пожала плечами бабушка. – Представь нас в такой ситуации. Что бы мы делали?
Дождавшись, пока я покушаю, она начала рассказывать, как накануне осенью все узнали, что в трёх километрах от нашего села начинается строительство такого полигона твёрдых бытовых отходов. Как раз тогда бабушка и побывала на экскурсии на огромной свалке. Все жители села сплотились против общей угрозы. Началось противостояние – письма, митинги, собрания, поездки в администрацию, ругань с полицией и ещё много всякого неприятного. Про протесты в Шиесе многие наслышаны. Но мало кто знает, что в каждой области есть свой «Шиес».
– К великому счастью нам удалось отбиться, – сказала бабушка. – Калуга нашла более тихое местечко и перенесла свои планы туда.
– О, счастье! – выдохнула я, слушая этот рассказ со сжавшимся в комочек сердцем.
– Да, – выдохнул вместе со мной дедушка, молчавший всё это время. – Земляника и жимолость спасены.
– А ещё абрикосы, ежевика, гуми, виноград… – начала я вспоминать всякую дедову вкуснятину.
Он улыбался и кивал.
– Но одно выступление главы района нам всем очень запало в душу, – продолжала бабушка. – Глава сказал тогда, что по-человечески очень нас понимает и сделает всё, что в его силах, чтобы урегулировать разногласия. А взамен он слёзно просил понять и позицию властей. В нашем селе проживает всего около тысячи человек. И за год из села вывозится более двух тысяч кубометров мусора! Этим мусором можно с горкой заполнить весь наш большой сельский пожарный пруд всего лишь за год. И это лично наш мусор. Куда его девать? Себе под бок мы мусор не хотим. И никто другой тоже не хочет. Я, сказал глава района, как власть вас спрашиваю, что мне делать-то? Что? Спасите-помогите!
– Так и сказал «спасите-помогите», – подтвердил дед. – А ещё заплакал после этого.
– Так не бывает! – отмахнулась я. – Большие дядьки не плачут. Тем более главы районов. Тем более перед всеми.
– Да, не бывает, – согласился дедушка.
– Может потому и проняло всех, – добавила бабушка.
Бабушкины колени
С поездки на полигон прошла неделя, а мой нос ещё улавливал следы отвратительного запаха. Внутри окатывало холодком, и я нервно начинала нюхать всё подряд в поисках источника.
«О! Сегодня будут пироги, – вспомнила я вчерашнее бабушкино тесто, – их умопомрачительный аромат уж точно вытеснит все остатки зловония!»
Я пошла на кухню, чтобы чем-нибудь помочь с пирогами.
– Ой! – сказала я от неожиданности, заходя.
На кухне приключилось очередное нашествие «медуз». А бабушка сидела на полу в окружении кучи пакетов, баночек, упаковок и прочего пластика.
Моё предложение о помощи так и застряло у меня в горле.
Я молча пробралась к полке с чашками, налила себе компота и уселась за стол наблюдать.
Мысли о бомжах меня в этот раз не посещали. Вдобавок, бабушка стала комментировать вслух всё, что делает. Она искала на предметах треугольники с цифрой внутри, и в зависимости от цифры раскладывала всё по разным пакетам. Эти маленькие треугольники иногда были напечатаны краской, а иногда просто выдавлены или выплавлены и еле-еле видны. Они бывали на дне, на стенке, на самом краешке – где угодно. А иногда треугольника с цифрой не было нигде. В общем, каждый раз – целый квест.
– Тройку с семёркой не принимают, – говорила бабушка как будто сама себе. – Стаканчики из-под сметаны и из-под мороженого – обычно пятёрка. Пакетики прозрачные – двойка, хоть и не написано на них. Пакеты-майки, зип-пакеты, стрейч-плёнка и почтовые – четвёрка. Бутылки от воды и кефира – единичка. Канистры – двойка. Крышечки отдельно. Батарейки, фольга, жестяные банки, стекло, тетрапак – всё тоже по-отдельности…
Бабушка рассказывала и рассказывала. И я сама не заметила, как переместилась к ней на пол и стала помогать сортировать мусор.
– Наши активисты просят не называть вторсырьё мусором.
– Почему? – удивилась я.
– Смотри, вот контейнер, – и она подняла повыше чисто отмытый прозрачный контейнер из-под котлет. – В него можно снова обед положить. Например, с собой на рыбалку. Не мусор это. Понимаешь?
Я согласно кивнула.
– Олесь, а можно я тебя попрошу об одной большой-пребольшой услуге? – спустя некоторое время спросила бабушка.
Я вопросительно подняла брови.
– Вторсырьё принимают лишь раз в неделю, по субботам, – начала она издалека. – А у меня сегодня что-то колени разболелись не на шутку. Наверное, погода меняется. Если бы ты смогла отнести его вместо меня, я была бы тебе крайне признательна.
– А дедушка? – попыталась я отвертеться, испугавшись.
– Уехал на встречу садоводов. Вернётся к вечеру.
Я задумалась.
– Если не можешь, то ладно. Сама как-нибудь доковыляю.
Я металась внутри. Конечно, мне не хотелось отказывать бабушке, но было очень страшно идти со всеми этими кульками непонятно куда. И я честно призналась:
– Я боюсь. Я не знаю, куда их нести, и что с ними делать.
– Не бойся, Лесь! Я тебе всё подробно расскажу. За Домом Культуры стоит целый ряд больших баков. И там всегда есть дежурные. Они помогут разложить… Пожалуйста-препожалуйста! – бабушка сложила ладошки вместе и сделала смешное выражение «бровки домиком».
– А можно попозже? – мне нужно было время, чтобы собраться с духом.
– Они там до трёх часов принимают.
Бабушка, действительно, еле перемещалась по дому в этот день. А я всё тянула, думая, что если пойду чуть позже, то страхи улягутся. Без пятнадцати три бабушка позвала меня:
– Олесь, ты не забыла про вторсырьё?
– Нет, сейчас иду, – я спустилась на кухню, где меня ждало всё приготовленное и упакованное.
– Вот тут в этих больших пакетах несколько пакетов поменьше. Там на каждом маркером написано, что внутри. Сами пакеты не отдавай, мы в них потом снова будем складывать, – напутствовала меня бабушка.
И я пошла. Я несла в руках несколько набитых до круглого состояния большущих пакетов, громко шуршала ими и то и дело оглядывалась. Мне мерещилось, что на меня все смотрят с отвращением. Женщина с маленьким мальчиком проводила меня долгим взглядом. А мальчик показал пальцем. Меня трясло от мыслей о том, как я выгляжу.
Я уже сто раз пожалела, что согласилась. А тут ещё какой-то дедуля, шедший мне навстречу, заговорил со мной. Когда я поняла, что он именно ко мне обращается, я чуть не подпрыгнула.
– Вторсырьё несёшь? Какая ты молодец! Помощница! Радетельница! Только поторопись, а то они скоро закончат принимать.
Слова встречного старика доходили до моего разума очень медленно. Я уже скрылась за поворотом, пока осознала, что он меня расхваливал. Мне, конечно, было невообразимо приятно, но бросать то в жар, то в холод не перестало.
«Олеся! Ты чего так разнервничалась? Это всего лишь пакеты с пакетами. Прекрати!» – убеждала я сама себя всю дорогу. Но это не очень-то помогало.
За Домом Культуры было немноголюдно. Вдоль всей длинной стены стояли тёмно-зелёные квадратные баки на колёсиках. Их было больше десяти. И на каждом белой краской очень крупными буквами было что-то написано. Рядом с последним баком громоздилось какое-то железное устройство с двумя рогами. Около него оживлённо копошились три человека в рыжих жилетках. Ещё двое стояли у бака с надписью «5» и выкладывали туда содержимое картонной коробки. А чуть в стороне мужчина шумно обматывал скотчем десяток пятилитровых бутылок из-под воды.
Я остановилась в растерянности. Человек со скотчем крикнул мне:
– Девочка, иди сюда. Первый раз что ли?
Я кивнула и подошла. Это был мужчина средних лет с маленькой чёрной бородкой и усиками. Он приветливо улыбнулся и сказал:
– Погоди чуток. Сейчас упакую канистры. Решил их себе забрать, на родник ходить, – ловким движением он перекусил скотч зубами, а после шумно сплюнул в противоположную от меня сторону. – Извини, за ножом далеко идти.
Освободившись, он вновь озарил меня улыбкой и стал рассказывать, как происходит процесс сдачи вторсырья. Что мы будем выгружать из моих пакетов вместе с ним. Что он всё будет перепроверять, чтобы исключить путаницу. Что это одно из основных условий от пластикового завода. В конце он сказал:
– Кстати, меня зовут Лёня, – и снова выразительно улыбнулся.
– Олеся, – улыбнулась я в ответ.
Потом мы в течение минут десяти ходили вдоль баков и раскладывали содержимое моих пузатых пакетов. Кое-что он даже не принял. Например, один обычный прозрачный пакетик.
– Шуршит не так, как надо, – сказал Лёня. – Не факт, что двойка. Не будем класть.
К концу нашего совместного дела я уже совсем успокоилась и осмелела.
– А что это там за штука с рогами? – спросила я у Лёни.
– Это пресс, – ответил он и прокричал мужчинам в жилетках: – Олег, покажи девочке пресс.
Мы подошли поближе к рогатому устройству. Олег, мужчина постарше Лёни с седыми усами и полулысой головой, рассказал, что огромный мешок вкладывают в ящик под прессом, высыпают в него вторсырьё, завязывают и… нажимают на большую зелёную кнопку. Плита пресса движется по рогам вниз и сжимает мешок. Из большого он становится маленьким и плоским. Потом его туго обвязывают верёвками и относят в хранилище.
Мне даже предложили нажать на большую зелёную кнопку. Но я отказалась. Забоялась, честно говоря.
Лариса
Домой я шла налегке. Как гора с плеч свалилась. Хотелось фоткать цветочки на обочинах, местных котят и кучерявые облака.
А тут ещё Лариса написала в «Telegram»:
– Мы наконец-то добрались до нашей любимой деревни!
– Ура!!!
– Дома влажно и пахнет плесенью :(
«Да уж. Полгода дом пустовал…» – подумала я.
– Пока мама будет всё стирать, проветривать и сушить, клёво было бы прогуляться, – продолжала подруга.
– Да! – написала я и собралась уже бежать к Ларисе, но подумала, что пустые пакеты лучше оставить дома, да и бабушке показаться надо. – Пять сек! Домой забегу и сразу к тебе.
Не заходя в дом, я бросила пустые пакеты за порог и крикнула:
– Бабуль, я к Ларисе!
– Приехали уже?
– Да!
Через две минуты я была около её калитки. Заходить не пришлось – Лариса ждала меня снаружи. Мы завизжали и обнялись. Это был момент настоящего счастья!
Но уже через два с половиной часа я сидела и ревела дома на своей кровати на втором этаже. И виной всему был пластиковый стаканчик.
Наревевшись, я глубоко задумалась. Наверное, о смысле бытия. Но это не точно.
– Ой! – испуганно сказала бабушка, подойдя ко мне. – Я хотела поменять покрывало, а тут ты притаилась.
Я вынырнула из своей задумчивости и заметила бабушку, только когда она ойкнула. Заметила и сразу же протянула ей стаканчик из-под мороженого с салфетками в нём.
– Что это? – спросила бабушка.
– Это я тебе сберегла. Пятёрка.
– Ты ж моё солнышко, спасибо! – заулыбалась бабушка и присела рядом. – А что загрустила?
– С Ларисой поссорилась. В первый же день. Представляешь?! – я прислонила голову к бабушке. – Вернее не поссорилась, но…
– Я люблю тебя, Лесенька. Всё будет хорошо, – медленно проговорила бабушка, поглаживая меня по голове.
– И всё из-за тебя, кстати, – я подняла голову и посмотрела на бабушкину реакцию. – Лариса сказала, что я больная, раз не могу выбросить стаканчик от мороженого…
– Болеть за свою малую Родину, помогать природе – совсем не дурная болезнь, – улыбнулась бабушка и прижала мою голову обратно к своей груди.
Я закрыла глаза.
– Мы и Ларису заразим, – заговорщически шепнула она…