СКАЗОЧНЫЕ ОБРАЗЫ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ
Татьяна ТОРГАШОВАСКАЗОЧНЫЕ ОБРАЗЫ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ
Рассказы о картинах для детей
«Аленушка»
В.М. Васнецов. 1880 г.
Третьяковская галерея
Многие думают, что эту знаменитую картину Виктор Васнецов написал на сюжет русской народной сказки «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». Вроде и сюжеты не совсем совпадают, но это никого не смущает. В сказке печальная Аленушка не сидит на камне у пруда, а с камнем на шее лежит на его дне, в то время как Иванушка в облике козленочка бегает по бережку и отчаянно взывает к сестрице: «Сестрица Аленушка! Выплынь, выплынь, на бережок! Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, хотят козленочка зарезать!».
«Ну и что! - решает зритель. - Художник взял известный сказочный образ, и по-своему переработал его языком живописи».
На самом деле все было не так. В 1880 году, когда Виктор Михайлович начал работать над «Аленушкой», он вовсе и не думал об упомянутой сказке.
Летом 1880 года 32-летний Васнецов снял дачу в подмосковном сельце Ахтырка. В ту пору там была усадьба князей Трубецких с большим помещичьим домом, церковью, огромным парком и прудами. Поскольку князья к тому времени порядком обеднели, многие помещения усадьбы сдавались летом внаем. Васнецова это сельцо привлекло еще и тем, что оно было километрах в трех от Абрамцева – имения богатого промышленника и мецената Саввы Ивановича Мамонтова. Абрамцево было местом притяжения для многих художников, музыкантов, актеров.
Васнецов из своей Ахтырки чуть не каждый день наведывался туда. Однажды по пути в эту усадьбу он увидел деревенскую девочку, при взгляде на которую у него дрогнуло сердце. Она была простоволосой, босоногой, в синем потрепанном платье в мелкий горох и повязанном поверх него светлом переднике. Но художника поразила не ее убогая одежда, а глаза. «Сколько тоски, одиночества и чисто русской печали было в ее глазах!», - напишет он потом.
Образ простой русской девушки, сидящей у пруда, хотя и неясно, но уже вставал в его воображении. В те же дни в Ахтырке он сделал замечательный эскиз местного пруда, укрытого в зелени высоких трав и деревьев. И вот теперь сама горькая женская судьбинушка в облике девочки-замарашки шла ему навстречу.
- Как тебя зовут? – спросил ее художник.
Она молчала.
Боясь испугать дикарку или как-то не так объяснить, что ему от нее нужно, он начал ей втолковывать, что он художник – вот кисти, вот краски в тюбиках, - что он хочет нарисовать ее портрет, а за позирование заплатит ей деньги. Нужно только сесть на лужайке и посидеть какое-то время без движения. Девочка диковато глядела на него, не понимая, с какой стати приезжему барину вдруг понадобился ее портрет. Но обещание оплаты возымело действие. Она села на траву, усыпанную цветами, и приняла наиболее удобную для нее позу – ту самую, в которой потом Аленушка будет сидеть у пруда на камушке. Русые волосы, единственное ее богатство, волнами рассыпались по плечам.
На этот эскиз к будущей картине просто страшно смотреть. Черты лица девочки искажены страданием, в ее больших глазах, обведенных темными кругами, кажется, затаилась вся мировая скорбь. Васнецов потом узнал в селе, что кличут ее Аленкой, а чаще Дурочкой, что она круглая сирота и за свою недолгую жизнь ничего, кроме обид и горя, не видела. Оттого замкнулась, сторонилась людей, все печали переживая в себе.
Васнецов попросил Аленушку еще раз попозировать ему. Это и для дела было нужно, и радовало его, что он сможет снова заплатить ей за труд. Второй этюд вышел куда более привлекательным. Девочка по-прежнему была простоволосой, босой и в том же синем платье в мелкий горошек, только без передника. Видя доброту и ласку художника, она несколько смягчилась. Личико с большими глазами, полными губками и нежной кожей можно было бы назвать симпатичным, если бы не горечь, кажется, навсегда застывшая в ее глазах.
На основе этих эскизов Виктор Михайлович написал первый вариант картины и назвал ее «Аленушка» («Дурочка»). Зрители, увидевшие ее на очередной Передвижной выставке, так ее и восприняли, то есть в соответствии с названием. Отзывы в основном были положительные – сострадание к униженным и оскорбленным тогда было сильно развито в русском обществе.
«На выставку Васнецов поставил большую картину, представляющую весьма симпатичный и глубоко прочувствованный тип деревенской девочки, - писали в одной газете. - Она бездомная, бесприютная сирота, выросла в чужих людях. У нее нет близких, нет своего угла, и она ушла из деревни, куда-то далеко-далеко в чащу леса. Сидя на камне, над водой, опустила она свою голову на руки, сложенные на коленях, и задумалась. Задумалась болезненно, как-то испуганно, отчаянно и горько».
Но самого художника что-то не устраивало в этой картине. В следующем году Савва Мамонтов пригласил его пожить все лето в Абрамцеве. Виктор Михайлович взял туда и свою «Аленушку», и там принялся за ее переделку. Постепенно в выражении лица девушки кое-что изменилось: ушло болезненное страдание, искажавшая его черты плаксивость, во всем ее облике появилось больше поэзии. Ни о какой «Дурочке» уже не было и речи. Васнецов, как великий сказочник, не мог не чувствовать, что взятая им тема таит в себе возможность создания чудесного сюжета, на который, к тому же, постоянно обращали внимание люди, восклицавшие при виде картины: «Ой, это Аленушка из сказки?».
Но художник все равно оставался недоволен: взгляд, взгляд нужен был другой! И наконец он увидел глаза, которые должны были быть у его Аленушки. Это были глаза дочери Мамонтова – Верочки. Той самой Верочки Мамонтовой, с которой Валентин Серов писал свою знаменитую «Девочку с персиками». Когда героиня картины взглянула на мир Верочкиными глазами, она превратилась в настоящую сказочную Аленушку. Грустную, светло-печальную, но милую и обаятельную.
Кусты и травы, ветви и листья, обнимающие ее фигуру, тоже преобразились. Они остались реальными и в то же время сделались волшебными, потому что кажется, будто они поддерживают и защищают Аленушку. Птички над ее головой щебечут, вся природа словно говорит: не печалься, все будет хорошо! И ведь действительно в сказке для сестрицы Аленушки и братца Иванушки все, в конце концов, заканчивается благополучно и счастливо.
В 1900 году вышел из печати альбом, посвященный творчеству Виктора Васнецова. Там эта картина впервые была прокомментирована отрывком из известной сказки. Таким образом, прошло двадцать лет со времени ее написания, прежде чем васнецовская Аленушка была публично соединена с образом сестрицы Аленушки из знаменитой русской народной сказки.
«Иван-Царевич на сером волке»,
В.М. Васнецов 1889 г.
Третьяковская галерея
- Все тут, конечно, эффектно, господа, но, согласитесь, реальной правды в картине нет.
- Откуда в ней быть реальной правде, если это сюжет из сказки?
- Хорошо, но почему они сидят, словно на кушетке, когда волк мчит во весь опор?
- И к чему тут цветущая яблоня? Как она могла появиться в темном дремучем лесу?
- Поймите вы, это же волшебный лес – в нем может быть все, что угодно! Потому и царевич оглядывается так настороженно, что от этого леса можно ждать любого подвоха. И волк летит во весь дух, чтобы скорей своих седоков отсюда вывезти.
- Да, волчище-то матерый. Из такого волка одного меха сколько выйдет!
Так зрители в 1889 году на очередной Передвижной выставке в Петербурге вели беседу, периодически переходящую в спор, перед новой большой картиной Виктора Васнецова «Иван-Царевич на сером волке». Другие картины успевали рассмотреть, пока проходили мимо, а возле этой все останавливались, временами устраивая форменную давку. Старички и дамы доставали лорнеты, ребятишки, которых выталкивали на первый план, смотрели широко распахнутыми глазами. В одной газете в те дни написали, что это полотно «просто бьет в глаза вспышкой лазорево-голубых цветов».
В 1885 году Васнецов вместе с семьей переехал из Москвы в Киев – ему поступил заказ расписать там своды Владимирского собора. Работы было очень много, и иногда давала себя знать усталость от религиозных сюжетов. Грезились другие темы, другие мотивы. Тогда Васнецов и перевез в Киев начатого в Москве «Царевича», взявшись писать его дома, после основной работы.
Полотно висело в большой комнате, которая, при необходимости выполняла роль гостиной, но чаще бывала мастерской для главы семьи. На полу возле картины лежал волк. В виде шкуры, конечно, но с настоящей головой, открытыми глазами и разинутой пастью, из которой торчали клыки.
Младшие дети Алеша и Миша, войдя в гостиную, с опаской поглядели на волка. Днем они его не боялись, могли и за уши потрепать, но едва, как теперь, начинало смеркаться, старались к шкуре не подходить. Оба устроились с новой книжкой на диване, однако посмотреть ее они не успели. Волк вдруг приподнялся над полом, зарычал и неудержимо пополз в сторону дивана.
- А-а-а-а! – отчаянно закричали мальчики, и, скатившись с дивана, понеслись вон из комнаты.
- Борис, что за глупые шутки! – строго сказала мама, входя в гостиную. Сзади из-за ее юбки выглядывали Алеша и Миша.
- А чего они волка боятся! Это же просто шкура, - сказал Борис, сев на пол и освобождаясь от волчьего меха. – Вот я и воспитываю у них храбрость.
Боря учился уже в третьем классе гимназии и вызывал у младших огромное уважение, потому что был безумно смелый и шкуры не боялся совсем.
В этой же комнате на шкафу стояло чучело тетерева-косача. Его отец взял на время в университетском музее, чтобы вписать в картину. А однажды на пару дней он принес домой в специальной емкости огромную живую лягушку. Мальчики с интересом ее разглядывали, а вот Таня, даром что старшая из всех детей, и смотреть-то на нее не захотела.
Волк на картине бежит по болотистой местности, перепрыгивает с кочки на кочку, между которыми цветут в воде кувшинки, а на одной из них и сидит та самая лягушка.
Лица для своих персонажей Васнецов обычно искал среди друзей и знакомых. Делал карандашом быстрые и точные портретные зарисовки. В имении Абрамцево набросал карандашные портреты племянниц Саввы Ивановича Мамонтова – Наташи и Тани. У одной взял позу и длинные густые волосы, у другой - тонкий профиль. Так и сложился нежный облик Елены Прекрасной, которую бережно обнимает Иван-Царевич.
Многие критики приняли картину Васнецова совсем неласково. Один изощрялся в остроумии насчет того, что волк на полотне скорее похож на чучело, выставленное в витрине меховой лавки, чем на живого зверя. Другой обозвал бонбоньерочными фигуры царевича и царевны. Третий и всю картину низвел до уровня большого по размеру лубка. Но уже тогда у картины появились горячие поклонники. Их чувства лучше всех выразил Савва Иванович Мамонтов. «Сейчас вернулся с Передвижной выставки, - писал он художнику, - и хочу под первым впечатлением высказать тебе то, что чувствую. Твой Царевич на волке привел меня в восторг: я все кругом забыл. Я ушел в этот лес, я надышался этим воздухом, нанюхался этих цветов. Все это мое родное, хорошее. Я просто ожил! Исполать и великое спасибо».
«Богатыри».
В.М. Васнецов. 1898 г.
Третьяковская галерея
В какую бы квартиру не переезжала семья Васнецовых, в каждой из них в самой большой комнате натягивались еще неоконченные «Богатыри». Это была огромная картина размером 3 х 4,5 метра. Взрослели старшие дети, рождались и росли младшие, а художник все не считал возможным выставить полотно на суд публики. Постепенно для всех домашних оно превратилось в непременный атрибут бытовой жизни, такой как стол, стул, диван или кровать.
Когда в 1885 году семья на несколько лет переехала в Киев, огромный холст повесили так, что между ним и стеной осталась узкая щель. Она была темная и глубокая, поэтому малышам казалась жуткой и таинственной. Маленькие Алеша и Миша опасались заходить «за богатырей» даже вооруженные картонными мечами, особенно если Таня, старшая из детей, забиралась туда и зловещим голосом изображала крики разных лесных зверей и птиц.
Самым младшим в семье был Володенька. В три года он ужасно боялся склонившегося к траве коня Алеши Поповича. Проказники Алеша с Мишей, бывало, уговорят его закрыть глаза, подведут к картине, а потом велят открыть. Тот откроет и, о, ужас! Прямо на него смотрит красным глазом гривастая голова огромного коня! Володенька ревет и бежит со всех ног к маме. Правда, прошло немного времени, и он уже гладил ладошкой богатырскую конскую морду.
От задумки картины до ее завершения прошло немного немало почти тридцать лет. Первый ее набросок беглыми штрихами на небольшом клочке бумаги Васнецов сделал в 1871 году. Уже тогда его представления о будущей картине были столь ясны и четки, что в дальнейшем никаких особых изменений в композиции не потребовалось. Посередине Илья Муромец, из-под руки оглядывающий всю окрестную ширь, по бокам Добрыня и Алеша.
В поместье Абрамцево у богатого купца Мамонтова Виктор Михайлович увидел три могучих дуба, стоящих вместе и особняком от других. «Вот такими и должны быть мои богатыри, - подумалось ему. – Могучими, сплоченными, непобедимыми». Тогда же он сделал эскиз этих великанов.
В разговоре с Мамонтовым художник поделился своими мыслями о задуманной картине и посетовал, что в гостевом доме, где он живет, громадное полотно повесить негде. Хозяин усадьбы, стремившийся создать гостящим у него художникам самые лучшие условия для работы, быстро нашел выход. Нанял плотников и велел им переоборудовать сенной сарай, примыкавший к гостевому дому. Получилась отличная мастерская для Васнецова, где и натянули большущий холст. Было это в 1881 году.
Удачно найденная композиция – это много, но не все. Нужно было отыскать точные образы героев, изучить амуницию древнерусских воинов, найти подходящий для картины пейзаж. Каждый день сын Мамонтова Андрей приводил в мастерскую к художнику самого колоритного коня из усадебной конюшни по кличке Лис.
У Саввы Ивановича было три сына. Андрей – средний из них. В семье его звали Дрюша. Он и послужил Васнецову моделью для Алеши Поповича. В 1881 году, когда началась работа над холстом, Дрюше было всего 12 лет. Тогда он просто сидел на Лисе, давая возможность художнику видеть, как меняется положение человеческой фигуры, если конь стоит прямо, чуть боком или склонил голову к земле. Но когда он превратился в юношу с тонким, одухотворенным и в то же время мужественным лицом, Владимир Михайлович понял, что лучшего Алешу Поповича ему и не найти.
Андрей Мамонтов был талантлив, много обещал как художник. Васнецов, работая над фресками Владимирского собора в Киеве, привлек его к созданию этих росписей. Но у Дрюши с детства была серьезная болезнь почек. Он умер, когда ему было всего 22 года, но навсегда остался на картине в облике самого юного из богатырей.
Добрыня – это сам Васнецов, вернее, собирательный образ его самого, его отца и дяди. Еще до создания этой картины Виктора Михайловича нередко называли вятичем-богатырем. Под это определение он подходил и своей статью, и духом.
А вот с прообразом Ильи Муромца пришлось помучиться. Где отыскать такого, чтобы ни у кого не вызывало сомнений – это Илья! Художник искал его всюду, и временами уже терял надежду. Однако былины не врут – всегда отыщутся богатыри на Руси.
« - Я увидел его у Крымского моста, проходя мимо биржи ломовых извозчиков. Стоит дядя такой величины, что из-за него лошади не видно. Вылитый Илья! – передает рассказ Васнецова его биограф В. Лобанов. – Грудь как стена, и на лице спокойствие. Я к нему! Лепечу от радости несуразицу, а он отмахивается от меня, как от мухи. Тут я тоже в себя пришел, толково все объяснил, а кругом уж извозчики стоят, слушают. Извозчики и помогли всем товариществом его уговорить. Пошел со мной писаться».
Звали этого «дядю» тоже подходяще – Иван Петров. Он оказался из крестьян Владимирской губернии.
Вскоре Васнецов написал в одном из писем: «Картина моя – Добрыня, Илья и Алеша на богатырском выезде примечают в поле, нет ли где ворога, не обижают ли где кого. Фигуры почти в натуру, удачнее других, мне кажется, Илья». Это было в 1882 году.
Прошло еще шестнадцать лет, в течение которых Виктор Михайлович периодами возвращался к работе над картиной. И только в 1898 году его «Богатыри» впервые появились на художественной выставке. С тех пор эта картина стала одной из самых любимых в России. Как заметил выдающийся критик В.В. Стасов, в ней есть торжествующая, спокойная, никого не боящаяся сила. Она сама, по собственной воле выполняет то, что ей нравится. То, что ей представляется самым нужным для всех, для всего народа.
«Царевна-Лебедь»,
М.А. Врубель. 1900 г.
Третьяковская галерея
- Уж теперь, надеюсь, я вам угодила, Михаил Александрович! Все сделано точь-в-точь по вашему рисунку. Мои девочки головы не поднимали над вышивкой, чтобы поспеть к сроку! – говорила дородная портниха Анна Прокофьевна художнику Михаилу Врубелю
Врубель молчал, ожидая, когда выйдет к нему жена – певица Надежда Забела, которую помощницы портнихи обряжали за ширмой в новый костюм. Когда она, наконец, появилась из-за ширм, Анна Прокофьевна от вполне искреннего восхищения ахнула и всплеснула руками, а глаза Врубеля засветились радостью. Он был доволен. Надя очень хороша была в необыкновенном наряде Царевны-Лебеди, и сам костюм на этот раз был выполнен с большим мастерством и тщанием. Почти и придраться было не к чему.
Роскошное платье из белой парчи и длинные рукава были расшиты серебром и искусственным жемчугом, тяжелый царственный кокошник украшен нитями бус из того же жемчуга, а роль изумрудов и алмазов на нем выполняли камни-самоцветы и крупные стразы. В окончательном виде на спине еще должны были крепиться большие белые крылья, имитирующие лебединые.
- Удобно ли, Надя? Свободно ли в этом двигаться? – беспокоился Михаил Александрович, оглядывая жену со всех сторон.
- Вполне, Миша, только вот кокошник нужно укрепить получше, чтобы на сцене я не боялась, что он сползет, - сказала Надежда Ивановна.
- Не волнуйся, перед спектаклем я сделаю все, как надо.
Он всегда сам наряжал ее перед выступлением. Сам придумывал удивительные костюмы для ее ролей и строго следил, чтобы их шили в полном соответствии с его эскизами.
Врубель старался ходить на все выступления жены, хотя, казалось бы, уже знал ее оперные партии наизусть. Современники подметили, что о творческой судьбе Нади он переживал и беспокоился больше, чем о своей. И неустанно рисовал ее портреты.
В 1900 году Забела дебютировала в опере Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Партию Царевны-Лебеди композитор написал специально для нее, в расчете на ее несравненный голос. Премьера состоялась 21 октября, но репетиции оперы и работа над костюмом для Надежды Ивановны шли еще весной. А летом того же года художник написал свою сказочной красоты «Царевну-Лебедь».
Как заманчиво было бы думать, что в ее образе он запечатлел свою любимую Наденьку. Это было бы так естественно. Ведь после женитьбы почти во всех женских образах, над которыми работал, он видел и изображал ее одну. Муза, Морская Царевна, Снегурочка, Весна – во всех этих образах-фантазиях, царящих в его картинах, ясно видны ее черты.
Но вот ведь незадача. Исполнение Забелой роли Царевны-Лебеди и работа над костюмом для нее, конечно, стали для художника толчком к написанию этой картины. Но «Царевна-Лебедь» – это не его Надя. Она даже отдаленно не похожа на Забелу. И, что еще более удивительно, эта царевна совсем не из сказки Пушкина про царя Салтана и не из оперы Римского-Корсакого, написанной на этот сюжет.
Какая она у поэта?
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Строчки Пушкина гениальны, но все же он писал детскую сказку. Созданный в ней образ для врубелевской царевны слишком прост. Она сложнее, загадочнее, непонятнее. Она хрупка, изящна, грациозна – не величава. Говоря современным языком, она из другой оперы.
Кто же она и что хотел сказать Врубель этим своим непостижимо прекрасным произведением?
Он писал картину летом 1900 года на хуторе в Черниговской губернии, принадлежавшем семье художника Ге – с этой семьей через свою жену Врубель был в родстве. В одно время с ним на хуторе были и жена, и ее сестра Екатерина Ге, и музыкант Борис Яновский. Все они оставили свои воспоминания о Михаиле Александровиче. Но об этой картине – ничего. Лишь упоминание о том, как впервые увидели ее – и восхитились. А вот расспросить автора подробнее об этом таинственном образе современники, к сожалению, не удосужились.
Для этой картины никто Врубелю не позировал. Он вообще редко писал свои вещи с натуры, обычно создавая их «из головы». Представитель дружеского Врубелям киевского семейства Праховых позже заметил, что в царевне есть черты его сестры Елены Праховой. В мать Елены – Эмилию – Врубель в молодости был очень влюблен. Взглянув на портрет Елены работы Виктора Васнецова, можно согласиться : огромные темные глаза дочери некогда любимой женщины, вполне возможно, всплывали перед мысленным взором художника, когда он работал над этой картиной. Но только глаза. Больше в облике царевны о Елене не напоминает ничего.
А известный искусствовед М. Алпатов, автор книги «Живописное мастерство Врубеля», считает, что лицо Лебедя художник «взял» с картины своего учителя Павла Чистякова, знаменитого профессора Петербургской Академии художеств. И называется та картина, известная только специалистам, - «Итальянки».
Но если нет ясности с прообразом сказочной Лебеди, то можно попробовать разгадать другую загадку. Почему Врубель, отойдя от поэтической сказки и от оперы, придал своей царевне другой характер, ввел в картину другое настроение? Настроение тайны, тревоги, предупреждения о чем-то грозном, недобром, что ждет впереди. Там, где, суля какие-то беды, горит багровыми огнями крутой скалистый берег.
Хотя на море штиль, но вода вокруг свинцово-серая, сине-черная. Это какой-то предгрозовой штиль. Одежды царевны блистательны и белоснежны, прозрачная фата, прикрепленная к короне, по краям украшена изумительным серебряным узором, корона поражает числом жемчужин и самоцветных камней. Но вокруг нее пасмурно, вокруг нее сгущается сумрак.
Если вспомнить другую оперу – «Лебединое озеро» Чайковского, то врубелевская царевна, конечно, не светлая Одетта, а черный лебедь – Одиллия. Черный лебедь в белых одеждах. Видимо поэтому у нее лицо не жены художника. Ведь Забела создавала на сцене поэтический, светлый образ – добрый, чистый, нежный. Она никак не могла олицетворять собой образ сумрачный и темный.
Уходя в море к неведомому берегу, Царевна-Лебедь обернулась, будто говоря своим предупреждающим жестом: «Остановись! Погибнешь!».
О чем она могла предупреждать? О том, что его все более глубокое увлечение образом Демона, над которым он начал работать, совсем не безобидно? О том, что его хрупкая психика художника может просто не выдержать, стремясь заглянуть в бездну ада?
Если это и было предостережение самому себе, то оно не подействовало. Впереди художника ждали Демон и мучительная болезнь.
А к своим прежним сказочным образам он больше не вернулся. Будто прекрасная Царевна-Лебедь уплыла в море и увела их за собой.
