КИСС и мечта юного гения

Запомните эти имена: Кир Кирилл Иткин и Сидор, тьфу ты, Семён Сидоров – скоро о них, то есть о нас заговорит вся страна, да чего там, страна, вся Вселенная!

Вот прямо вижу, как мы с Сидором наглаженные, напомаженные, в чёрных смокингах и белоснежных сорочках с бабочками стоим на сцене концертного зала Стокгольма. А сам король Швеции вручает нам Нобелевскую премию. Наши родители сидят в первом ряду среди почётных гостей и бурно аплодируют. Папа гордый, вытянулся как струна. Мама украдкой слёзы вытирает. Она такая рёва, чуть что – в слёзы. Я ей подмигиваю, мол не плач, радоваться надо. Молодец, улыбнулась. Шепчет что-то, по губам понимаю: – Это я от радости, сыночка. Сидорова мама выскочила на сцену, схватила короля за руку и давай трясти: – Сенкью, сенкью вери мач, – с короля аж корона слетела. Ну, обхохочешься.

Так и знайте, будет один в один или я не я!

Ах, да, забыл сказать самое главное: за что премия. Мы же создали гениальное изобретение: Вокодер КИСС-7. Разъясняю для тех, кто не в теме: вокодер – это такой аппарат, который конвертирует мысли животных в звуковой ряд. С виду ничего особенного: шлем с отверстиями, провода с клеммами, ауди колонка, ну и самое главное – панель управления с SSD-диском. Шлем мы из игрушечной кастрюльки сделали – у Дашки, моей мелкой сестрицы, их много. Было. Не, не, не, всё по-чесноку, я ей взамен целый набор Lego отдал.
Не сразу конечно, в смысле – изобрели не сразу, головы поломать пришлось, да и материальных ресурсов загубили немало. Но дело того стоило.

Началось всё с его величества Озарения. В один прекрасный день оно посетило головы двух юных гениев (студия, в которой мы с Сидором занимаемся вот уже два года, так и называется «Юные гении»). Может и не в один, может и не в день, обычно Озарения и Музы всякие ходят по ночам, но не в этом дело. Важно то, что нам обоим захотелось узнать, что на уме у разных зверюшек: какие думы их одолевают, какие у них потаённые желания, ну и всё такое.

А тут конкурс объявили: «ВПЕРЁД!» – Всероссийский. Времени до дедлайна вагон и маленькая тележка. Проект наш Вадим Саныч, руководитель студии, одобрил. Торопиться некуда, всё тип-топ. А как за дело взялись – то ресурсов не хватает, то смекалки. И часики затикали: тик-так, тик-так. Ну, мы руки в ноги, то есть засучили рукава и вперёд с песней. Работали усердно, как говорит мой папа с огоньком, порой в ущерб сну, но чаще всё же – учёбе. В итоге: у меня по русскому за год трояк выходит. И географию подтянуть не получилось. Это мама пока не знает. Узнает, такое будет! Ничего, ничего, я ей р-раз дневник, а там хоп – пятак за инфу: – Получите – распишитесь! Мама в слёзы, ну как всегда, обнимать меня кинется: – Ты ж моя умничка, горжусь тобой, сыночка. Чмоки, чмоки.

Но ближе к делу, а то я отвлёкся.

Первые образцы были неудачными, это и понятно, «Опыт – сын ошибок трудных» – слова не мальчика, но мужа. КИСС под номером пять Сидорова мама выбросила, по ошибке. Он его домой принёс, чтобы кое над чем поработать, сунул под кровать и в школу побежал, а мама как назло уборку затеяла.
Нет бы позвонить, спросить: – Сидор, то есть, Сёма, что за гениальное изобретение у тебя под кроватью лежит, можно с него пыль смахнуть? – Ни в коем случае, мама! – ответил бы Сидор. – Даже дышать на него не вздумай. Опасно для жизни!
Куда там, Сидорова мама не имеет привычки спрашивать, чуть что – на помойку. Ну ничего в дом нельзя принести. А он, то есть Сидор, у нас, между прочим, гений! Да, да, не побоюсь этого слова – гений чистой воды.
Я конечно тоже, но, если посмотреть правде в глаза, мне до него далеко.

И всё же, как ни крути, вокодер мы вместе создавали. И та-там – барабанная дробь: вот она – долгожданная удача!

Гениальное изобретение решили испытать на Ритке – моей длиннохвостой шиншилле. Ритка его обнюхала со всех сторон, лизнула и согласилась стать первоиспытателем. Но, судя по всему, сразу недоброе замыслила. Мы надели на неё шлем, присоединили питательные элементы:
– Контакт? – спрашиваю я как полагается в подобных случаях.
– Есть контакт! – отвечает Сидор взволнованным голосом.
Нажимает на кнопку play и…
И тут ка-ак бабахнет! Я-то ничего, а Сидора долбануло не по-детски! Его ударной волной аж к стене припечатало – сидит бедолага с выпученными глазами, руки трясутся, лицо в угольной пыли. Откуда в вокодере уголь взялся, ума не приложу.
Представляете, Ритка перегрызла провода. И когда только успела? Хорошо, сама целёхонька, не то мама с меня шкуру бы спустила, а так только над усами поплакала немного. Исчезли они бесследно. Видимо сгорели. Википедия говорит, что это плохо, потому что усы каким-то образом связаны со зрением.

Кстати, да, мой папа усов не носит, и зрение его хромает. Он постоянно ищет носки, телефон, очки и всякую мелочь. Хорошо ещё, что на маму отсутствие усов пока не влияет. Она безошибочно найдёт место, где прячутся папины потеряшки. Мои, между прочим, тоже.

Вот и Ритка уже полтора месяца блуждает по квартире в поисках кормушки, натыкаясь на ножки мебели. Да и вообще как-то странно себя ведёт, будто постоянно подшофе. А не вырастут её усы, так ей и надо, нечего грызть элементы питания. Ещё травоядной называется.
В той же Википедии написано, что Риткины усы по научному вибриссами называются (от лат. vibrissae – «колеблюсь», «извиваюсь») – осязательные механочувствительные длинные жёсткие волосы. Во как!
Но как ни назови, грызунья жива-здорова, а наш КИСС-6 сгорел и восстановлению не подлежит.

Чтобы собрать КИСС-7 времени понадобилось немало, скажу я вам. Но нам не привыкать. В дело пошла последняя Дашкина кастрюлька и дорогущая Алиса. Пришлось на целый год отказаться от воскресных походов в кино и пиццы. Ничего не поделать, наука требует жертв, как говорит мой папа.
По правилам конкурса нам необходимо провести не менее десяти испытаний, из которых успешными должны быть от трёх до пяти.
– К Ритке чтоб на пушечный выстрел не подходил! – пригрозила мама.
– Да больно надо! Сама за ней и убирай. Эта пьянчужка по всей квартире следы оставляет, – отпарировал я да призадумался.

А на ком ещё испытывать? Ау! Есть кто? Никого.

Тут у нас сосед с первого этажа с шавкой на детской площадке гуляет. Я в породах не больно-то, вроде терьера, ножки тонкие – дрожат, аж подкашиваются, вот-вот упадёт кроха. Головка маленькая, как раз под Дашкину кастрюльку подходит. Ну я к нему, к соседу, то есть, так мол и так, выручай. Он-то со всей душой, а шавка осклабилась, ощетинилась и давай меня за пятки кусать, еле ноги унёс.

У Сидора, как оказалось, в квартире целый живой уголок: черепаха, аквариум с рыбками и попугай Ара. Мы решили: Ара – то что надо. Кастрюльку, то есть шлем на него надели. Он и не сопротивлялся, даже сам голову подставил. Только как начал орать на всю квартиру:
– Снимите это немедленно! Отпустите меня в Гималаи!
Соседи сначала в стенку стали колотить, а потом у двери Сидоровой собрались и давай в замочную скважину скандировать:
– Свободу попугаю!
– Отпустите его немедленно!
– Мы будем жаловаться в Зоозащиту!
– Прекратите издевательство над животными!
Пришлось прекратить, пока этот облезлый петух весь дом на уши не поставил.
Тортилла, как только увидела вокодер, ушла в себя, всем своим видом показывая, что накопленной мудростью делиться не собирается. Рыбки и вовсе воду в рот набрали и молчали как партизаны. Похоже, у них мыслительный процесс отсутствует начисто. Буль-буль-бульк – вот и всё, что нам выдала Алиса. А, нет, ещё ехидно добавила:
– Информация исчерпывающая. Прошу не беспокоить по пустякам.

По пустякам!? Это наше-то научное исследование – пустяки!? Я чуть не треснул её по… по… по колонке.

Мы подняли на уши весь класс. Увы, положить на алтарь науки своего питомца не согласился никто. Объясняли, доказывали, клялись, что ни одно животное в процессе испытания не пострадает. Информацию про исчезнувшие вибриссы Ритки мы предусмотрительно скрыли. Тем более, что на их месте начали появляться какие-то кучерявые проволочки.

Я предлагал оформить договор, по условиям которого, каждый питомец получит по большому пакету корма. Даже пообещал отдать половину половины Нобелевской премии, так как Сидор делиться своей половиной отказался наотрез. Все усилия оказались напрасными. Меня высмеяли как полоумного, и я пошёл на улицу в надежде уломать хоть какую-нибудь бездомную кошку.

Если без подробностей, ободранный с головы до ног, домой я вернулся ни с чем. Ещё маму до слёз довёл. Папа, конечно, попытался её успокоить, сказав, что шрамы украшают мужчину, но лучше бы этого не делал. Смахнув слёзы, мама вколола мне такой болючий укол, что я подпрыгнул аж до потолка!

Грош цена даже самому гениальному изобретению, если оно не прошло испытание. Миру нужны доказательства! Жюри конкурса тоже.

Я был сломлен, раздавлен, и даже от ужина отказался, хотя живот скрутило, мочи нет нерпеть. Это конец – думал я, свернувшись калачиком в постели. Но тут раздался телефонный звонок. Я нехотя взял трубку и услышал такое, от чего ко мне вернулось не только настроение, но и зверский аппетит:
– Привет! Не спишь? Тебе это…, испытатель, эээ, испытуемый ещё нужен?
Я сразу не врубился.
– В смысле? – спрашиваю.
– Завтра сразу после уроков приходи. Есть кот, а больше никого не будет. Целых два часа. Понял? Адрес пришлю эсэмэской. Ну давай, пок.
– Пок. – ответил я, когда на том конце положили трубку.
Блин, я даже не понял кто звонил. Но, к счастью, номер сохранился, и я, не теряя ни минуты, перезвонил. Оказалось, это номер Веника Пшеничного – моего одноклассника. Мы с ним не особо и дружили, а он оказался нормальным пацаном. Так вот, его бабушка каждую среду по вечерам играет с подружками в преферанс. И какой-то невероятный котяра: покладистый и погладистый абиссинец почтенного возраста с шести до восьми вечера будет в нашем распоряжении.

– Мы спасены! Вау-ваушки, просто офигительно! – я готов был орать и прыгать до потолка, но родаки и мелкая, походу, уже спали.
Я обложился бутерами с докторской колбасой и стал дозваниваться до Сидора. Он дрых без задних ног, и очнулся, когда я доедал пятый бутер.
– Фортуна повернулась к нам лицом, – выдохнул, спокойный как удав, Сидор, выслушав мой эмоциональный рассказ.
– А то! По-другому и быть не могло. У меня же видение! Да, и рыбу не забудь для кота, Веник сказал, что без рыбы он с нами общаться не станет.

Уснул я сном младенца и снилось мне, как Сидор под руку с Карлом Густавом XVI спускаются по лестнице в Голубой зал. Чугунные перила с причудливыми животными и горгульями увиты розами. По всему залу расставлены вазоны с двадцатью тремя тысячами роз. Ряд в ряд чинно, задрав нос к потолку, вышагиваю я под руку с королевой Сильвией. Звучит марш Мендельсона, Гендель-Мендель летит ему вдогонку. Стол накрыт роскошными яствами: фуагра там всякие, трюфеля, фаршированные фазаны, фисташковое мороженое.
Я даже услышал запах экзотических трюфелей. Кстати, точно так пахнет подгорелая манная каша, которую каждое утро мама готовит сестрёнке.
Вдруг, откуда ни возьмись, кошка. Чёрная как смола. Упругая как пружина.
А что, прикольно – думаю, – и королям любовь к животным не чужда. Короче, Карлуша с Сильвией – наши люди.
А кошка ка-ак прыгнет на меня и лапами своими когтявыми по лицу р-раз –Блин горелый! Mamma Mia!

Проснулся я на полу, как мумия замотанный простынёй. На часах: – Блиииин! Опаздываю в школу! Завтракать некогда, едва нацепив штаны, рубаху, я было выскочил за дверь, но вовремя спохватился: рыба для кота! К счастью, в холодильнике от ужина остались рыбные котлеты. Сунул пару в рюкзак, хлопнул дверью и…, со звонком вошёл в класс.

На меня демонстративно показывали пальцами, ехидно хихикали и надменно хохотали. Мне было по приколу. Ободранное лицо – ничто, Нобелевка – это всё!
Я не мог дождаться конца уроков, и думал только о встрече с покладистым котом. Не знаю, как Сидор, он учится в физико-математическом лицее, и до окончания уроков вне зоны доступа. Веник же сгорал от любопытства: какое испытание мы приготовили его абиссинцу. На каждой переменке он хватал меня за руку, тащил в туалет или свободный угол коридора, где донимал бесконечными расспросами. Что я мог ответить, если сам только мысленно рисовал картины предстоящего испытания.

И вот с шумом и грохотом мы ввалились в квартиру Веника.
Огромный котяра ослепительно жёлтого цвета лежал на кружевной скатерти стола. Возомнив себя метрономом, упругим хвостом он отстукивал ритм по столешнице, одновременно греясь в лучах настольной лампы. И щурился от удовольствия.
– Ого! Вот это котик! Абиссинец, говоришь? Читал, они борзые, – это я на всякий случай википедию прошерстил.
– Ну да, был когда-то, в лучшую пору своей жизни. Ему ж сто лет в обед, – успокоил меня Веник.

При всей любви к братьям нашим меньшим, царапины на моём лице побаливали, и получить новую порцию мне совершенно не хотелось.

– Как зовут? – проявил интерес Сидор.
Веник протянул ему руку:
– Вениамин. Можно просто Веник.
– Ээээ, я вообще-то про кота спрашивал.
– Кота? Кота по-разному. Когда-то бабушка дала ему необычное имя Мунлайт, но сама не заметила, как стала звать Васькой. А ему похоже всё равно, лишь бы вкусно кормили.
– Мунлайт? – удивился я, – Странное имя для кота.
Веник пожал плечами:
– Просто он на балкон прямо с крыши свалился. Вот бабушка и придумала, будто бы кот упал с Луны. Истории всякие про него в детстве мне рассказывала. Знатная выдумщица – моя бабушка. Рыбу не забыли?

Сидор достал из рюкзака стеклянную банку со шпротами, я прыснул со смеху, а котяра мгновенно среагировал. Он вскочил на все четыре, распахнул необыкновенного жёлто-зелёного цвета глаза и потянулся к банке. Смешно было смотреть, как вздрагивали уши кота, нос выписывал восьмёрки.
Глаза Веника тоже округлились:
– Убери сейчас же, ему копчёное нельзя.
Мамина фирменная котлета из трески лунному коту, кажется, понравилась. Во всяком случае, съев её, он потёрся о мою руку и разлёгся рядом – пузом вверх. Веник кивком головы дал понять, что можно начинать. И мы быстренько надели шлем-кастрюльку на кота, подключили колонку и с замиранием сердца стали ждать.
Долго ждать не пришлось.

– Эй, вы меня варить что ли собрались? – спросил кот голосом Алисы.
Прозвучало смешно, но мы не смеялись, только переглянулись и вытянули шеи. Это было что-то с чем-то!

– Ну изобретатели, в кастрюлю с макаронами меня сунули и чего-то ждут. Снимайте, сварилось! Дуралеи. А-а, так они за котлету спасибо ждут. Ну нет. Передайте вашей маме, что рыба с хлебом не рифмуется, а с луком и подавно. Разучились готовить нынешние хозяйки. Се ля ви.
Вот раньше, помню, выйдешь прогуляться по крыше, а там разноцветные дымы из труб выплывают – красота! Если дым густого горохового цвета, значит, варится гороховая каша. Со сливочным маслицем она хороша до у-мяу-помрачения. Правда потом…, ну, это дела житейские.

Если крышу окутывает молочный сахарный дым, то варится молочный суп. Лёгкий нежно-розовый дымок вьётся над трубой, когда варится варенье из розовых лепестков. Но самый мой любимый цвет – фрикадельковый. М-м-м, какие за-мур-чательно нежные фрикадельки с запахом тимьяна варила хозяйка тридцать первой квартиры. Да-а, я был нередким гостем на её столе. В молодые годы мне ничего не стоило за один присест опустошить кастрюльку с этим вкуснейшим блюдом. Порой так наешься, что пузо в форточке застрянет. Но я старался не наглеть, надо же и хозяйке что-то оставить, за усердие. Ещё и выскочить вовремя, пока в тебя скалка не полетела. Для этого мало сноровку иметь, тут без таланта не обойтись. Ну мне-то грех жаловаться, талантов у меня что блох у дворового Полкана.

А какие фейерверки я устраивал на крыше – умереть не встать! Вот так вот спинкой потрёшься о телевизионную антенну и вуаля! У одного пробки выбьет, у другого телек, да какая разница. Не телеком единым жив человек! Из окон выныривали головы с радостными лицами, поздравляли друг друга с праздником и кричали Ура! Ура! Правда чаще они кричали: – Кому там неймётся!? Щас выйду, руки-ноги поотрываю! Ага, сначала догони. Я же умел летать. Ах, как я летал! Как я летал! Вороны меня в стаю зазывали. Грачи всякие, галки приглашали с собой на юга. Но нет, как там у Александра Сергеевича «Мне дым отечества и сладок, и приятен».
И радиатор парового отопленья – это уже я сказал. Но как сказал!
Горячая батарея – самое лучшее место в доме. А вы не знали? Как же! Ведь на ней любят погреться и варежки, и носки, и валенки после зимней прогулки. Но посторонитесь, я иду!

Мы сидели, затаив дыхание, и аж взмокли от напряжения. А Васька всё предавался воспоминаниям – его как прорвало.

– А как я ловко лазал по деревьям, тихо ступая мяу-мягкими лапками по веткам. Заглядывал в сорочьи гнёзда. Пересчитывал голубые яйца, разглядывал их на свет, за что мне нередко доставалось от сорок на орехи. Сколько раз я им говорил, что не люблю орехи, а они отвечали, что не любят незваных гостей. На самом-то деле, они молча набрасывались на меня как разъярённые коршуны, и клевали мой нежный носик. Ужасно больно, ужасно обидно. А главное, непонятно за что? И что прикажите делать, когда в гости не приглашают? Ждать милости от природы – это удел слабых.

Ну, мы конечно встречались с приятелями – соседскими котами. Иных уж нет, а те далече. Да, мы любили поиграть в чехарду или в ну-ка отними. Поболтать о том, о сём. Поспорить. Бывало, что неразрешимый спор заканчивался потасовкой. А терпение жителей под крышами лопалось. И тогда в нас летели тапки, цветочные горшки, веники и всё, что им попадало под руку. Никакого уважения к кошачьему укладу жизни! Мяв!

Неожиданно Алиса замолчала. Мы решили, что сломалась. Но нет, Васька широко зевнул и продолжил.

– Вот, ещё одно чудесное место – подоконник. Ловить солнечные зайчики. Лежать, подставив животик лучам весеннего солнца, жмуриться и урчать вот так: – Ур-р-р, ур-р-р, ур-р-р – наслаждение.
Жарким летом можно забраться в холодильник. Скажу вам по секрету; не столько для того чтобы охладиться, как найти чего-нибудь вкусненькое. Например, молочную сосиску или минтай, томлёный в сметане не медленном огне – за-мур-чательное кушанье.

О, ни с чем несравнимое удовольствие – лежать в цветочном горшке в обнимку с бегонией. К тому же, это очень полезно. Особенно на свежеполитой земле. Но хозяйка ровным счётом ничего в этом не смыслит. Ещё и за шкирку таскает. А ведь я сам рыхлю землю. Глубоко запускаю коготки и рыхлю, и рою, добираясь до корней бегонии. В этом я преуспел и навыка до сих пор не теряю. Всё стараюсь хозяйке угодить. Порой до того натрудишься: шерсть дыбом, когти в земле перепачкаешь, а она то полотенцем, то мухобойкой хрясть по одному месту! Ни сочувствия, ни благодарности.

А кто, скажите на милость, для неё разматывает туалетную бумагу? Вылизывает миску до блеска, не жалея языка своего. Гоняется за бантиком на верёвочке, как заводная мышка? Кто ей тапочки замачивает перед стиркой? В моих-то летах! Оч-чень надо…

Старательно перебрать кофточки-маечки, полотенца или что плохо лежит мне конечно труда не составляет. Уничтожить прочитанные журналы – всегда пожалуйста, даже с радостью.
Опять же пыль с полочек смети, по книжкам шёлковой шёрсткой пройтись. Ну а пара разбитых вазочек – не в счёт. Фарфоровая чашка в синий цветочек мне никогда не нравилась. И соль в солонке, и перец в перечнице – фу и фр-р! Преотвратная пища, я вам скажу, как дегустатор с бо-ольшим опытом. К тому же вредная для здоровья.

И собаку заводить в доме – против всяких правил. Нет, я конечно могу погонять её по квартире, чтоб жиром не заплывала, побоксировать – а что, в здоровом теле здоровый дух! Спину почесать могу. Показать кто в доме хозяин. Но дружить! Увольте. И нечего каждый раз напоминать, что из-за меня пришлось псину соседям отдать. Ей вон четырёхкомнатные хоромы достались, а тут ютись с бабушкой на одной кровати! От этого и щиколотки кусать начнёшь, и волком завоешь.

Хотя, по чести сказать, мне с самим собой не скучно. В редкие часы, когда совсем заняться нечем, можно полюбоваться на себя в зеркало. Пококетничать с отражением. Помериться хвостами. Похвастаться острыми зубками и коготками. Пусть знает, и не высовывается.

Васька перевернулся с боку на бок, вскочил на лапы и ткнул носом меня в руку. Я сразу смекнул чего он хочет, и отдал ему вторую котлету:
– Ха, а говорил, что рыба с луком не рифмуется. Вот хитрец!

Кот отобедал и снова предался воспоминаниям.

– Как-то пригласили меня в цирк. Показал я им свои кульбиты: стойку на хвосте, прыжки через голову, приземление на уши. Все были в восторге. Даже выступать с номером предложили. Гонорар пообещали хороший: на завтрак – сметана, на обед – фрикадельки, на ужин – молоко с печеньем. Отказался. Сказал, что команды выполнять – не по мне. Я, господа хорошие, сам себе хозяин: хочу – бабушкины тапки грею, хочу – сказки сочиняю.

По сказкам я мастак. Про сметану-невидимку слышали? Это я сочинил. Или про шерстяной клубок, который притворялся мышкой. Клубок бегал туда-сюда, прятался под диваном, хвостиком дразнил. Но я быстро его раскусил: распутал все секреты и добрался до самой серединки. А в серединке – клочок газеты и совсем невкусно.

Но самое интересное происходит два раза в год, когда Луна становится такой полной, что лопается прямо на глазах у всех. Лунный свет сочится на крыши, на деревья и в окна домов. Лунная дорожка стекает через форточку на подоконник. Луна будто манит меня к себе.
Никто и ничто не может удержать меня в такие ночи. Ни мольбы, ни окрики, ни тапки. Сосиски скучают в холодильнике. В цветочном горшке сохнет бегония. Давно прочитанные книги пылятся на полках. А я, подкрутив усы и гордо подняв хвост, на мяу-мягоньких лапках отправляюсь на крышу. И не важно, какого цвета дым вылетает из трубы, я иду петь серенады.
Ах, как же я пою:
– Мяу – вау – ыу – ныу! Ыу – ныу – вау – мяу!
В человеческом языке не хватает слов, чтобы описать это пение. Сколько чувства! Сколько красоты в серенадах, идущих из самого сердца, что смолкают птичьи трели. Стихает ветер. Трамваи забывают прозвенеть зазевавшимся прохожим. Вся округа, забыв покой и сон, слушает мои лунные серенады.

К сожалению, я не помню, какое имя мне дали при рождении. Когда я упал на этот треклятый балкон, то память мне отшибло начисто. Но я абсолютно уверен, что родился на Луне и скоро, совсем скоро меня заберут обратно.

В комнате повисла тишина. Мы ждали ещё каких-то воспоминаний, но Алиса молчала. Мунлайт, я уже не сомневался, что именно так зовут кота, от которого на самом деле исходил лунный свет, лежал с закрытыми глазами и урчал.

Мы свернули свои пожитки и на мяу-мяконьких лапках вышли из комнаты. И только в коридоре смогли выдохнуть: – Обалдеть!
– Йес! Йес, ес, ес! Мы это сделали! Мы крутышки! – радовались мы как ненормальные.

Успех окрыляет – факт неоспоримый. Всю ночь я летал над узкими улочками Стокгольма. Кружил над его бесчисленными мостами, соединяющими четырнадцать небольших, будто кукольных, островков. Заглядывал в окна Королевского дворца. Видел смену караула. Я даже помахал рукой королеве, которая вышагивала по гравийной дорожке, выгуливая чёрного кота. Ветер трепал её каштановые волосы. Она не обращала на это никакого внимания. Одной рукой королева держала шёлковый поводок, другой отправляла мне воздушные поцелуи. Я был на седьмом небе.
И уже в который раз свалился с кровати. Что я мог поделать – радость момента переполняла меня.

Как выяснилось чуть позже, преждевременно. КИССы с первого по шестой пошли коту под хвост. Зачётным считается только одно успешное испытание образца под номером семь. Надо было срочно что-то предпринимать. Но что? Времени до дедлайна кот наплакал, а испытуемых ни одного.
Мы с Веником напечатали сотню обращений и расклеили где только можно: в школьных туалетах, столовке, на доске объявлений, на парадной двери, на столбах, скамейках и мусорных баках.

ДРУЗЬЯ, ТОВАРИЩИ, ГОСПОДА ХОРОШИЕ, ВСЕ, У КОГО ЕСТЬ ПОГЛАДИСТЫЕ И ПОКЛАДИСТЫЕ ДОМАШНИЕ ЖИВОТНЫЕ, ОТКЛИКНЕТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА! ПОЙДИТЕ НАВСТРЕЧУ! ГОТОВ ОТДАТЬ ПОЛОВИНУ СВОЕЙ ПОЛОВИНЫ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ.

КИР КИРИЛЛ ИТКИН (каб. №15)