О чем шепчет ветер

Ты когда-нибудь слушал ветер? Нет, не тот сиплый и занудный, что снует по серым улицам в октябре. Тот ветер вечно сердитый и грубый. Его истории слушать – только уши студить. Совсем другое дело – ветер лесной.
Лесной ветер не так просто встретить, он очень скромный, хотя и необычайно сильный. Он знает, что быть сильным – большая ответственность. Бывает, идешь по лесу – ни травинки не шелохнется; тишина – не тревожит ветер лесных обитателей. Но если взглянешь вверх – голова закружится от того, как сильно раскачивает он верхушки сосен-великанов. Там, наверху, бушует целое море зеленых крон – резвится лесной ветер, будит заспавшиеся деревья. Они поначалу недовольно кряхтят, разминают онемевшие стволы, но потом все охотнее присоединяются к воздушной зарядке. Заботится ветер о лесных жителях, а они за это делятся с ним своими секретами.

Неправильная мышка-соня, которая не любила спать

Вообще, орешниковые сони не любят секретов. Они очень открытые, и если вы не хищник, и не желаете им зла, то таить им от вас нечего. Само название говорит за себя – их прозвали сонями за то, что они спят всю зиму, а летом просыпаются только по ночам, чтобы, конечно же, полакомиться орехами. Их они просто обожают. Однако наша орешниковая соня была неправильной. Нет-нет, орехи она тоже очень любила, но вот дневной сон просто терпеть не могла. Да и как можно спать днем, когда столько интересного происходит! А ей еще и имя такое неподходящее досталось – Храпка. Она ведь ни разу в жизни не храпела и была, пожалуй, самой тихой из всех сонь. Научиться быть тихой Храпке пришлось потому, что у нее был свой, хоть и маленький, но очень важный секрет.
Каждый раз, когда под утро ее братья и сестры дружно засыпали в своем уютном дупле на раскидистом дубе, с первым лучом солнца Храпка тайком выбиралась наружу и стремглав неслась к старой орешине на другой стороне поляны. Для остальных обитателей леса это было лишь никчемное засохшее дерево, а сони так и вообще обходили его стороной – слишком пугающими казались им переплетения сухих ветвей в тусклом свете луны. Сони не любили все новое и неизвестное, а Храпке было жалко одинокую Орешину. Она верила, что то, что отталкивает на первый взгляд, иногда все же заслуживает внимания. Однажды она отважилась познакомиться с Орешиной. У сонь очень сильные и цепкие лапки, поэтому Храпка без труда забралась на самую верхушку дерева. Пока она карабкалась, Орешина рассказала ей про то, как раньше она была мощным и красивым деревом, но прошлой осенью охотники не потушили костер, что развели у ее корней, и весь ее ствол обуглился. Зимой сильные морозы окончательно сломили Орешину, и к весне она осталась стоять нелепым черным силуэтом на фоне беззаботной ликующей зелени других деревьев. Соседки-березки поначалу горячо поддерживали Орешину, ругали охотников, сетовали на морозы, но со временем их пылкие речи угасли в веселом шелесте молодой листвы. Храпке стало так нестерпимо больно за бедную Орешину, что она не могла даже придумать слов, как ее утешить. Она лишь замерла, бережно прижавшись своим пушистым тельцем к обугленной коре дерева, и Орешина почувствовала, как сильно забилось маленькое сердечко зверька. И от этого на мгновение Орешине стало вдруг так легко, что казалось, не было никакого пожара и затяжной зимы. Откуда-то в ней появились силы и вера, что на ее ветвях когда-нибудь обязательно распустятся новые почки.
«Спасибо…» – прошептала Орешина.
Храпка вздрогнула, с ее маленького розового носика на ветку скатилась крохотная капля. Для Орешины искренние переживания Храпки были гораздо важнее красивых, но пустых утешений березок.
***
Так и подружились орешина и маленькая мышка соня. И они каждый день стали вместе встречать рассвет. Храпка родилась лишь этой весной, поэтому для нее каждое утро в просыпающемся от зимнего сна лесу казалось особенным. Ей нравилось ловить мордочкой теплые солнечные лучи, нравился легкий майский ветерок, что сушил ее шерстку от прохладной утренней росы; нравилось наблюдать за тем, как просыпается и оживает лес. Но больше всего ей нравилось наблюдать за птицами. Их в лесу было огромное множество и Храпке они казались самыми счастливыми существами на свете. Каждое утро лес наполнялся сотнями голосов, переливов, свистов – все радовались восходу солнца. Орешина научила Храпку различать пересвист трясогузок и щебет воробьев; переливчатые трели соловья и настойчивый зов иволги. И чем больше Храпка слушала птиц, тем лучше понимала, о чем они поют. Многое узнала она из песен птиц про лес и его жителей, но особенно завораживали соню истории маленьких невзрачных пташек – лесных коньков. На первый взгляд лесные коньки очень похожи на обыкновенных воробьев, но на деле они гораздо изящнее и благороднее своих соседей. И песни их – не глупый щебет о пустяках, а захватывающие истории о далеких странах и опасных приключениях. Храпка часами слушала, как поют коньки про загадочные тропические леса, где они провели зиму. Они рассказывали о самых сочных плодах и питательных семенах, каких не сыщешь в этих местах; о бескрайних изумрудных морях и жарких пустынях.
И тогда Храпка задумалась - если птицы покидают зимой лес... значит и сони тоже?
Но почему же ее родители никогда не рассказывали о своих приключениях? Ей не терпелось узнать, что ждёт их этой осенью, не терпелось отправиться в путь. Но она боялась спросить взрослых, ведь ей пришлось бы раскрыть свой секрет. И, возможно, тогда ей больше никогда не удастся встретить рассвет с Орешиной. А этого она допустить не могла.
Когда она спросила Орешину, знает ли она, куда отправляются на зиму сони, Орешина сказала, что никогда не видела зимой сонь в лесу, и, что, возможно, они и вправду отправляются в другие страны. Это очень вдохновило Храпку, и она решила запастись терпением и ждать, когда же родители сами заговорят о предстоящем путешествии.
Шли день за днём; дождливый июнь сменили знойный июль и щедрый август. Но никто в семье сонь так и не заговорил о предстоящих приключениях. Вместо этого их ночные трапезы становились все длиннее и утомительнее, так что Храпке все сложнее было поспевать за остальными, а встречи рассветов потеряли свою былую привлекательность.
«Наконец-то из тебя выросла приличная соня!» – сквозь полудрему услышала Храпка знакомый голос,– «то тебе все не спалось, а теперь не добудишься! да вот только сейчас отъедаться надо, а не отсыпаться…» – продолжил тот же шуточно ворчливый голосок – «сейчас выспишься, а зимой что делать будешь?!».
«Зимой на юг!» – сонно, но восторженно пробормотала Храпка, встрепенулась от собственного же голоса, и, открыв глаза, осознала, что снова уснула под конец их ночного пира. Все семейство сонь, забыв про орехи, дружно уставилось на Храпку.
«Наюк?» «Какой наюг?» «НА юг?» – Храпку окружил хор удивленных голосов. Ее маленькое сердечко на мгновение замерло и вдруг снова бешено забилось.
– М-м-мы в-в-ведь отправимся зимой на юг? – испуганно пролепетала Храпка. «В-все же отправляются на юг! В джунгли! В Индию, где море и ф-фрук...»– ее голосок оборвался. По мрачному виду своих родителей она уже поняла, что они не собираются ни в какое путешествие. Ее бешено бьющее сердце вдруг сжалось и стало тяжелым как камень.
– Что за вздор? – сердито воскликнул отец Храпки. – Все порядочные сони зимой спят – это каждый мышонок знает! Откуда ты только понабралась такой чепухи!
– Но ведь об этом поют птицы! – не удержавшись выпалила Храпка.
– Птицы??? Единственное о чем поют птицы, так это про то, как рады они будут поживиться такой бестолковой мышью как ты! НА ЮГ! – усмехнулись другие сони. А мышата подхватили и залились ехидным писком « Наюк! Храпка с-с-собралас-сь наюк! Об этом п-п-тицы поют!!!»
Перед глазами Храпки все поплыло и закачалось из стороны в сторону, как в самый сильный шторм. Но тут поляну, где собралось все семейство, осветил первый луч солнца, и сквозь оглушительный хохот своих братьев и сестер Храпка услышала столь знакомую восторженную песнь лесного конька.
– Послушайте же! – из последних сил закричала Храпка. Мыши притихли, а лесной конек, словно зная, что сегодня у него особенно много слушателей взмыл ввысь и с упоением завел любимый мотив. Он пел о волшебных разноцветных птицах, что живут по берегам коварной, таящей опасности реки Ганг, и его песня была так прекрасна, что Храпка на мгновение забыла об ужасных событиях уходящей ночи.
– Да что тут слушать? Глупая птица – накличет себе неприятности на хвост, еще и другим спать мешает! – проворчали мыши и заторопились в свое дупло на старом дубе, не обращая на Храпку больше никакого внимания. Увы, иногда не достаточно услышать, чтобы понять.
Как в тумане Храпка последовала за другими сонями. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Разгоняя густой синеватый туман, оно разукрашивало стволы деревьев теплыми красками. То было необычайно красивое сентябрьское утро, но Храпке было не до рассветов. Стараясь не слушать колких замечаний, что сыпались на нее со всех сторон, она забралась в дупло, мечтая лишь о том, чтобы поскорее уснуть, а проснувшись осознать, что все, что случилось, было лишь страшным сном. Однако как сильно Храпка не зажмуривала глаза, как плотно не прижимала к голове свои маленькие ушки, чтобы не слышать ни единого шороха, ей никак не удавалось уснуть. В ее голове наперебой звучали раздраженные голоса взрослых сонь и беспощадный смех мышат. Они становились все громче, и не в силах их больше терпеть, Храпка выскочила из дупла, опрометью спустилась по стволу вниз и понеслась, не разбирая дороги. Она решила, что сама отправится вслед за птицами, найдет дорогу в Индию и ни за что не останется на зиму в лесу. Она хорошо помнила рассказы Орешины, о том, как безжалостно убивает мороз все живое, и уже сейчас замечала, как с каждым днем становилось все холоднее. Нет, она не сможет спать всю зиму. Да и как это – уснуть на так долго? А что, если потом совсем не проснешься?
Она бежала, не замечая острых шипов терновника, что клочьями выдирал ее пушистую шерстку. Падала в глубокие овраги, карабкалась вверх и бежала дальше, пока насмешки сонь, что звучали у нее в голове, не заглушило ее собственное тяжелое дыхание. Тогда она внезапно ощутила, как сильно болит все ее маленькое тельце от ушибов и царапин. Из последних сил Храпка оттолкнулась для очередного прыжка, но не рассчитала и кубарем покатилась по крутому склону на дно лощины. Там она и осталась лежать, уснув тревожным и беспокойным сном.
***
Храпку разбудил дружный, радостный хор незнакомых голосов. Не понимая, что происходит, она посмотрела вверх и увидела стаю необычных больших птиц ровным строем поднимающихся от…от огромного, бескрайнего зеркала воды. Тут Храпка вспомнила все, что случилось, и ее осенило – это море! Она смогла! Она нашла дорогу на юг! Теперь ей не придется спать всю зиму! Храпка еще раз взглянула на незнакомых птиц – некоторые из них казались совсем невзрачными, но у других гладкие перья переливались всеми цветами радуги. «Должно быть, это и есть те птицы, о которых пел лесной конек!» – с восторгом подумала Храпка.
Тут совсем неподалеку в траве она увидела еще несколько таких птиц.
– Извините! – что есть сил прокричала Храпка – вы не подскажете, ведь это – Юг?
Птицы с удивлением посмотрели на нее:
– Кряк? Вовсе не так! Это не Юг, скажет тебе даже червяк!
– Но…но разве это не море? Вы не остаетесь здесь на зиму? – не сдавалась Храпка.
– Кря! Мы, утки, любим другие моря! Здесь будет лед под конец ноября! Мы улетаем, не тратим ни дня!
С этими словами утки взмыли ввысь, оставив Храпку наедине со ее разочарованием.
Выходит, она все еще в лесу и на юг ей не успеть! Скоро наступят морозы, и она останется здесь совсем одна! Даже Орешины не будет рядом, чтобы поддержать ее! И она не представляет, где сейчас находится. От этих мыслей Храпке стало совсем не по себе. К тому же, она впервые ощутила, каким холодным стал воздух, и как болят от усталости ее лапки, и как сильно ей хочется хоть половинку вкусного сытного ореха. Но перед ней простиралась бескрайняя стальная гладь лесного озера, и как бы Храпка не всматривалась вдаль, нигде не было видно ни единой орешины.
Тут в пору было бы совсем отчаяться, но Храпка вспомнила слова своего дедушки, который по весне учил мышат отыскивать прошлогодние семена. Тогда еще местами лежал снег, и иногда казалось, что им ни за что не удастся отыскать ни единого зернышка. Тогда-то ее дедушка и подбадривал: «Не сдавайся, Храпка, кто ищет – тот всегда найдет!». И вскоре они действительно находили что-нибудь очень вкусное.
Поэтому и теперь Храпка настойчиво вглядывалась вдаль, пока ее внимание не привлекла огромная раскидистая сосна на другом берегу озера. Сосна была такой большой, что, казалось, возвышалась над всем остальным лесом, и Храпка решила, что если ей удастся на нее забраться, то она сможет понять, куда ей нужно отправиться дальше.
Однако путь до сосны лежал по бесконечному, обрывистому берегу озера, и Храпка добралась до другой стороны лишь к следующему вечеру. Сколько раз за это время ей хотелось остановиться, зарыться в густую траву и уснуть, не думая ни о чем. Но она мужественно продолжала бежать, повторяя слова прекрасных песен лесных коньков. Ведь они пели не только о дарах заморских стран, но и о том, как труден был их путь туда. Поэтому Храпка хорошо усвоила за лето – как бы тяжело не было, тот, кто не сдается, обязательно добьется цели. Так она и добралась до сосны, и, собрав остаток сил, начала карабкаться вверх.
В темноте Храпке было сложно разобрать, насколько высоко она уже забралась, и сколько еще до конца. Ствол стал казаться ей просто бесконечным. «Лишь минуточку передохну, » – подумала она, забравшись на очередную ветку, и сама не заметила, как уснула. А проснувшись, чуть не свалилась с ветки вниз от неожиданности – стало светать, и Храпка осознала, насколько высоко она забралась. Перед ней открывался самый красивый вид на всю долину. Все остальные деревья стали крошечными, а лес вдалеке так и вообще превратился в лоскутное одеяло. Глянув на озеро, Храпка поняла, почему засмеялись утки, когда она назвала его морем. Отсюда оно казалось совсем крохотным. Так высоко Храпка еще ни разу не забиралась, и ее сердце затрепетало от восторга. Лесной ветер плавно раскачивал верхушки деревьев, и на мгновение Храпке показалось, что она летит! Впервые за все время с момента ее побега из дупла на старом дубе ей стало легко и радостно. Даже зима с ее морозами вдруг перестала казаться такой страшной, но, все же, оправившись от эмоций, Храпка вспомнила, что ей нужно решать, что делать.
Если озеро и лес, что казались снизу такими огромными, с высоты стали крошечными, то другие леса и поля тянулись во все стороны бескрайним полотном. И уж точно, нигде, даже на самом краю горизонта не было ни намека на море. «Так зачем же я тогда здесь?»– задумалась Храпка. «Кто ищет, тот всегда найдет, » – машинально повторила она, «но что же я теперь ищу?». Когда она весной искала семена, она точно знала, что ищет, а сейчас? Что ей нужно сейчас? Вдруг ее взгляд привлек странный силуэт на пестром фоне осенней листвы. И тут она поняла! Конечно же! Больше всего сейчас ей бы хотелось оказаться у любимой Орешины! Слушать ее ласковый, хрипловатый шепот, разглядывать переплетения обожженных, но все таких же красивых ветвей. Их узоры она знала наизусть и сейчас без труда опознала их в черном силуэте. Так вот где ее дом и то, что она искала! Храпка стремглав пустилась вниз по стволу огромной сосны. Теперь она знала, куда бежать, а вместе с надеждой у нее появились и силы.
***
Нелегким был путь назад, все сильнее тянуло Храпку в сон, все холоднее становилось в лесу. Но спустя какое-то время она стала узнавать знакомые места, и к вечеру одного очень дождливого и холодного дня она добралась до родной поляны. Поднявшись в дупло, она обнаружила, что все сони уже покинули его, спустившись в подземные норы на зимнюю спячку. Но они оставили несколько спелых орехов для Храпки, веря, что она вернется. За время своего приключения Храпка часто думала про свою семью, и хотя многие мышата ей все так же очень не нравились, она поняла, что виновата перед своими родителями. Ведь увлекшись красивыми историями птиц, она считала жизнь других сонь скучной и бесполезной. А ее родители всегда заботились о ней, вот и теперь даже припасли для нее орехов. И тогда Храпка поняла, что увлекаясь мечтами, можно упустить что-то очень важное. Это заставило соню поспешить к Орешине – ведь та и не знала, что у Храпки произошло, и наверняка очень волновалась!
Храпка застала Орешину в полудреме и едва смогла разбудить ее. Голос Орешины зазвучал очень тихо и слабо, но все равно, Храпка почувствовала, что Орешина была ей очень рада. Забравшись на любимую ветку и крепко прижавшись к стволу Орешины, Храпка поведала ей всю свою историю, так живо и подробно, словно заново ее переживая.
– Но ведь это несправедливо!– воскликнула под конец Храпка, – птицы живут так долго и могут отправиться куда захотят!
– Ты права, мы не выбираем, где и кем мы родимся,– задумчиво ответила Орешина,– но мы свободны выбрать, как и с кем это время провести. Ты можешь дальше сожалеть, что не умеешь летать, а можешь радоваться своим цепким лапкам и гибкому хвосту. Мы, деревья, вообще веками наблюдаем за течением жизни, не двигаясь с места. И в этом есть своя прелесть. Каждая жизнь прекрасна по-своему. И в каждой жизни однажды наступает осень и зима… – голос Орешины звучал все слабее, – но в этом нет ничего плохого и страшного… не бойся засыпать, Храпка. Не бойся, потому что тебе есть, ради кого проснуться весной. Страшно засыпать, только когда рядом никого нет, но теперь и мне не страшно, у меня снова есть ты…
– Ты совсем замерзла,– взволнованно проговорила Храпка, глядя, как дрожат на ветру обнаженные ветви дерева.
– Вовсе нет, с тобой мне никакие морозы не страшны, – проговорила Орешина.
¬– Тогда я никуда не уйду, – решительно пообещала Храпка, хотя ее лапки уже давно онемели от холода.
– Знаешь, больше всего у меня мерзнут корни,– вдруг сказала орешина,– кто-то вырыл глубокую нору у моего ствола и забросил ее, если бы ты только могла спуститься в нее и греть там мои корни, то мне стало бы гораздо лучше.
– Конечно! – Храпка поспешно стала слезать вниз, чтобы выполнить просьбу. Ей было страшно спускаться в заброшенную холодную нору, но она очень хотела облегчить страдания Орешины.– Тогда, до весны! – как можно радостнее проговорила Храпка.
– До весны, Храпка,– ласково проговорила Орешина.
Соня положила за щеку последний из оставленных ей родителями орехов и, собравшись с духом, спустилась в нору. К своему удивлению, она обнаружила, что нора была вовсе не холодной и страшной, а очень теплой и уютной. Но она все равно плотно прижалась к одному из корней орешины, собираясь заняться своим орехом, но даже не заметила, как мгновенно уснула.
С орехом в лапках и проспала всю зиму маленькая мышка соня, которая так не любила спать. И снились ей самые чудесные приключения, каких не видывали даже самые смелые из лесных коньков. А по весне она проснулась и к своему огорчению обнаружила, что орех куда-то пропал, а нора стала необычайно маленькой из-за каких-то подозрительных новых упругих корней. Храпка поспешила наружу поприветствовать Орешину, но одного взгляда на бедное дерево хватило для Храпки, чтобы понять, что Орешина не проснется этой весной. Не хватило Храпкиного тепла, чтобы согреть всю Орешину, но его хватило, чтобы дать жизнь маленькому ростку, что пробился на поверхность раньше других и сейчас радостно подставлял апрельскому солнцу свои самые первые почки. Храпкин орех пророс у самого основания сухой Орешины, и, казалось, стал ее неотъемлемой частью. И почему-то, Храпка была уверена, что Орешина знала, что не уходит просто так, что на ее месте этой весной зародится новая жизнь, и от этого Храпке стало очень светло, хотя все еще нестерпимо грустно.
Храпка помирилась со своими родственниками, и хотя она частенько убегала встречать рассвет с Орешиной и подолгу слушала птиц, она больше не мечтала о дальних странах. Она всем сердцем полюбила свой родной лес, свои цепкие лапки и гибкий хвост, и даже немного гордилась тем, что она – хоть и самая простая, но очень необыкновенная орешниковая соня.