Птичьи разговоры

Однажды знакомая сорока на хвосте мне письмо принесла. От свояченицы своей, вороны.
И вот что ворона мне написала. Лапой, разумеется, но довольно разборчиво…

«Вороне где-то Бог послал…»

Обо мне, вороне, вернее, вороне серой, издавна среди людей ошибочное представление имеется. Даже два.
Во-первых, до сих пор встречаются люди, которые и не сомневаются даже, что ворон и ворона – один и тот же вид птиц. Так вот, имейте в виду: ворон – не муж вороны, а ворона, соответственно – не жена ворона! Ворон и ворона – два совершенно разных, хоть и близкородственных вида семейства врановых.
Это, во-первых, а во-вторых, меня, ворону серую, большинство людей почему-то считает птицей, ежели и не совсем глупой, то в чём-то простоватой. Дедушка Крылов на эту тему даже всем известную басню сочинил. А человека-простофилю до сих пор пренебрежительно «вороной» величают, ибо он обязательно хоть что-нибудь да «проворонит»…
Мне, вороне серой, обидно такое слышать, ибо я совсем даже не простоватая! Мы, врановые, вообще, одними из самых умных птиц считаемся!
Тем более, я, ворона серая! Я не просто умная, но и хитроумная! Не верите?
Тогда послушайте, как мы, вороны, глупых уток одурачиваем.
Для начала спешу сообщить, что я – птица всеядная. Это значит, могу употреблять как растительную, так и животную пищу. Даже хищничаю помаленьку: цыплёнка могу со двора утащить или зайчонка новорождённого. А ещё очень люблю гнёзда птичьи разорять, ибо птичьи яйца для меня, можно сказать, деликатес!
И вот представьте, что сидит эта глупая утка на гнезде в своих камышах, а мы, вороны, её там обнаружили. И начинается целое представление!
Тут мы обычно в паре работаем. Одна ворона в засаде сидит, позади утиного гнезда, а вторая нахально начинает эту утку задирать, вид делает, что хочет, мол, у неё яйцо своровать.
Утка с вороной приблизительно в одной весовой категории, и потому не особенно её опасается. Перья растопырит, шипит, пытается ворону от гнезда своего отпугнуть. А ворона ей в этом подыгрывает, вид делает, что очень боится она утки этой разгневанной. Но от гнезда не уходит, продолжает утку, как говорится, до белого каления доводить.
Наконец, не выдерживает разгневанная утка, срывается с гнезда, на ворону бросается. А та, как бы в испуге, от неё убегать начинает…
А пока они так в догонялки играют, вторая из ворон одно яйцо аккуратно из гнезда изымает. Скушает его в стороне, а потом вороны «ролями меняются». И так до тех пор, пока в утином гнезде ни одного яйца не останется…
- Ох, и вредная же ты, ворона! – наверняка воскликнешь ты, прочитав такое.
Да, вредная кое в чём… сразу признаюсь! Но, как исконный вид вашей фауны, тоже имею права на жительство! Такое же, как и вы, люди!
А чем ссориться, лучше я вам о себе расскажу более подробно.
Я – птица довольно крупная, массой приблизительно с полкило буду. В общем, мельче ворона и чуть крупнее грача, ещё одного своего ближайшего «родственника». Голова, крылья и хвост у меня чёрные, а вот туловище – серое (оттого и название).
Пусть это смешно звучит, но мы, вороны, - птицы певчие, хоть и не всем наше пение-карканье по вкусу придётся. Но неприятности мы на ваши головы не «накаркиваем», это вы сами придумали!
А теперь немного о нашей семейной жизни.
Зимой мы, вороны, ведём коллективный образ жизни, это значит, собираемся в стаи. Причём, в этих стаях и галки присутствуют, и даже грачи (ежели зима не слишком холодная). А вот к весне разбиваемся на пары и приступаем к гнездованию.
Гнёзда наши не особо изящные, но жить можно. Тем более, что мы их строим недалеко друг от друга (часто рядом с гнёздами грачей), так что получается что-то вроде «общежития». Зачем, спросите вы?
А для защиты своих воронят от врагов многочисленных! Мы с врагами не церемонимся: всем скопом на них нападаем! А клювы у нас острые… тут уж не только ястреб, но и собака бродячая прочь мчит без оглядки. Каюсь, на людей тоже иногда бросаемся, защищая своё пернатое потомство.
А вот между собой дружно живём, не ссоримся. Так что ваша пословица: «Ворон ворону глаз не выклюет» полностью и к нам, серым воронам, подходит.
Но вернёмся к нашей семейной жизни. Яиц в гнезде чаще всего 4-5, высиживает их только самка. Но и самец в стороне не остаётся: не только гнездо от врагов защищает, но и кормит подругу свою, пока она ответственным делом занимается. А вылупятся воронята - и их заботливо кормит, пока маленькие и беспомощные…
Что бы ещё о себе рассказать такое?
Любим мы, вороны, запасы делать. Причём, не только пищевые. Таскаем в укромные местечки всё яркое и блестящее, которое и на улицах подбираем, и у людей, каюсь, своровать можем. И ничего в этом плохого нету, просто нам, как и вам, людям, свойственна «тяга к прекрасному»?
Мы даже умнее, чем вы люди считаете! То есть, владеем, ежели и не интеллектом, то определёнными его задатками. Про то, как мы уток обдуриваем, я вам уже говорила. Но мы ещё прекрасно различаем, когда человек с ружьём идёт (а значит, опасен), а когда без оного. И считать умеем до трёх (ваши учёные выяснили)… а это, согласитесь, для птицы немало!
Или, к примеру, найдёт ворона сухую хлебную корочку, притом, сухую настолько, что даже вороньим клювом её не раскрошить. Другая птица помучилась бы, помучилась над коркой, да и бросила её, но только не ворона!
А ворона возьмёт этот сухарик в клюв, к лужице поднесёт да и размочит. А уж потом кушает.
Чем не признак интеллекта?
Так что, несмотря на все мои многочисленные недостатки, не надо видеть во мне врага! А то ведь до чего доходило: объявляли меня, ворону, сплошным вредителем, разрешали отстреливать круглый год и даже платили за лапки! Кошмар, да и только!
И хорошо, что в последнее время люди всё чаще задумываться стали над тем, что в природе всё взаимосвязано. А значит и мне, вороне серой, там местечко найдётся.

Вот такое интересное письмо от вороны сорока мне принесла. А пока я его читал, сама почтальонка на веточке неподалёку сидела, на меня одним глазом поглядывала.
- Ну, что? – прострекотала она, - когда я закончил чтение. – Ответ писать будешь?
- Зачем? – не понял я.
- Не знаю! – пожала крыльями сорока. – Просто у людей так принято!
- Это раньше так было принято! – возразил я. - А теперь люди больше через Интернет общаются. Или посредством мобильного телефона…
И тут мне мысль интересная в голову пришла.
- Вот ворона мне о себе всё рассказала, - говорю. – Надобно мне и о тебе побольше узнать!
- Письмо тебе написать, что ли? – не поняла сорока.
- Зачем, – говорю, -- письмо, ежели ты сама рядышком со мной находишься? Давай я тебя буду о жизни твоей сорочьей расспрашивать, а ты мне подробно на вопросы мои отвечать!
Сорока согласилась, и начался у нас разговор.

Сорока, но не воровка…

- Итак, уважаемая сорока, - начал я. – Для начала представьтесь будущим моим читателям!
- Спутать меня ни с кем невозможно! – с готовностью затрещала сорока. – Красивое чёрно-белое оперение и длинный хвост делают меня, сороку, крайне неповторимой и потому легко узнаваемой!
- А вот скажите, уважаемая сорока, - перебил её я. – Мелкие птички обычно передвигаются прыжками, более крупные – вышагивают. А ты ведь птица довольно солидных размеров… а прыжками передвигаешься! Как тот же воробей…
- И что?! – обиженно застрекотала сорока. – Могу, кстати, и вышагивать, как те же ворона или грач, но мне прыжками удобнее! А видел бы ты, как ловко я перемещаюсь в кронах древесных! Белка, и та позавидовать может! А какой полёт у меня стремительный!
- Ну, скромности тебе не занимать, - миролюбиво заметил я. – А вот ещё вопрос. Ворона в письме сообщала, что она - птица певчая. А ты себя тоже к певчим птицам причисляешь?
- Разумеется! – важно ответствовала сорока. – Моё стрекотание очень мелодичное и для уха приятное! А ещё оно очень разным бывает: одно дело, ежели мы между собой по-дружески переговариваемся, и совершенно другое, когда опасность неподалёку замечаем. В первом случае сорока медленно стрекочет, во втором – быстро и отрывисто. И не только сороки, все животные в окрестности этот сигнал опасности распознают и…
- И охотников с носом оставляют! – закончил я за сороку. - А теперь немножечко о своём образе жизни. Где живёшь, чем питаешься…
- Я – птица оседлая! – гордо сообщила сорока. – Густого леса избегаю, обитаю в небольших лесах и перелесках, в рощах, парках, садах, нередко возле человеческого жилья. А знаешь почему?
- Из-за питания? – догадался я.
- Именно! Я – птица всеядная, питаюсь, как животными, так и растительными кормами. Каюсь, что могу разорять гнёзда мелких пичужек, зёрна и семена на полях склёвывать, но чаще насекомых ловлю, особенно, когда птенчиков имею…
- Вот и давай о размножении твоём более подробно, - попросил я.
- Мы, сороки, птицы парные, - пояснила сорока. - И гнездо строим вместе, и птенчиков выкармливаем. И защищаем их, в случае необходимости!
- Гнёзда грачей часто видеть приходилось, - признался я. – А вот ваших сорочьих гнёзд что-то не замечал.
- Потому как спрятаны они среди густой листвы, - сообщила сорока. – А гнездо наше не такое примитивное, как у грачей. Оно шарообразной формы, а строим мы его из сухих веточек и прутиков с боковым входом. Вообще-то, строим мы аж несколько гнёзд, но занимает лишь одно из них…
- А зачем же тогда остальные строить? – даже удивился я. – Для маскировки?
- А это наш сорочий секрет! – насмешливо прострекотала сорока. – Скажу только, что эти пустые гнёзда никто посторонний занять не смеет, ибо мы свою территорию строго охраняем!
- А скажи, только без обид, ладно? За что тебя, всё-таки, сорокой-воровкой называют? – задал я следующий вопрос.
- Это что же я такого у тебя своровала, чтобы так меня оскорблять?! – всё же обиделась сорока и даже улететь собиралась, но я тут же извинился, и собеседница моя вновь соизволила сменить гнев на милость.
- Просто я слышал, что вы, сороки, всё блестящее к себе в гнёздо утаскиваете, - пояснил я. – И даже золотую цепочку или серьгу можете таким образом своровать. Любите, так сказать, красоту. Вот и ворона об этом же в письме своём упоминала…
- Тоже мне, нашёл красоту! – презрительно застрекотала сорока. – Единственное, что мы у людей таскаем, так это пищевые отходы. Но ведь вы их выбрасываете, так что никакое это не воровство! А насчёт блестящих предметов… да что я, клептоманка какая!
- Значит, это неправда? – даже растерялся я. – А столько художественных произведений об этом написано, сколько сказок… опер даже…
- Неужели? – заинтересовалась моя собеседница. – Назови хоть одну!
- Ну, к примеру… - я задумался. – В опере Россини, которая так и называется, «Сорока-воровка», девочку-служанку обвинили в краже хозяйского серебра, а потом выяснилось, что стащила его сорока…
- Ужас какой! – застрекотала моя гостья. – Бедная сорока!
- А девочка? – напомнил я. – Её ведь тоже несправедливо обвинили!
- Ну, не знаю, не знаю! – сорока развела крыльями. - Ежели сорока их не брала, то, может, девочка эта специально на сороку вину свою свалить пожелала?
- Да не, девочка хорошая! – возразил я.
- И сорока тоже хорошая! – стояла на своём сорока. – И знаешь, недавно нас полностью реабилитировали!
- Кто? – даже удивился я. – Писатели?
- Как же, дождёшься от вас! – фыркнула сорока. – Реабилитировали нас специалисты по поведению животных Университета Эксетера, что в Великобритании находится. Они проделали множество опытов, предлагая сорокам разные мелкие блестящие предметы и кусочки фольги. И выяснили, что сорок, не только не привлекает всё блестящее, а. наоборот, отпугивает! Потому что мы очень интеллектуально развитые птицы, и потому ко всему непонятному, а тем более, блестящему, с разумной осторожностью относимся. Как и вороны, кстати!
- Но ведь ворона мне в письме писала… - заикнулся, было, я, но сорока меня тотчас же перебила.
- Да соврала она тебе, сестрица моя двоюродная! Просто покрасоваться хотела!
- Понятно! – вздохнул я. – А я, было, поверил!
- Да ты не переживай! – махнула крылом сорока. – Кстати, знаешь, что ещё исследования показали? Что мы, сороки, не просто птицы очень умные! Мы ещё и единственные среди птиц, которые могут распознать себя в зеркале. Не просто отражение в нём увидеть, а именно себя распознавать! Вот попугай, тоже птица, вроде, неглупая, но воспринимает своё отражение, как совершенно постороннего попугая! А мы же…

А на следующее утром вышел я на крыльцо и слышу…
- Ку-ку! – доносится из ближайшего леса. – Ку-ку!
Хотел я спросить у кукушки, сколько мне жить осталось, но не решился. А вдруг замолчит сейчас!
А в это время знакомая сорока на забор села.
- Письмо тебе! – стрекочет. – Из леса!
Смотрю, а на хвосте у сороки и впрямь письмецо имеется.
- От кого письмо? – спрашиваю. – Может, от кукушки?
Наугад спросил… и надо же: угадал!
А потом сорока улетела, а я письмо быстренько вскрыл. И принялся читать.

О вреде и пользе кукушки

Наверное, мало кто из вас видел меня, кукушку, - так начиналось письмо. - Но слышали, считай, все.
Знакомое «ку-ку» начинает разноситься по нашим лесам где-то с конца апреля. А перестают кукушки «считать года человеческие» лишь в июле…
Кстати, кукуют среди нас только самцы. И вовсе не для подсчёта ваших оставшихся лет. Просто именно таким образом самцы кукушек стремятся обратить на себя благосклонное внимание пернатых своих подруг. То же самое делают, кстати, самцы соловьёв, дроздов и других певчих птиц. Тоже не для человека предназначены их нежные трели и рулады, а для самочек своего конкретного вида.
Но если самцы кукушек ведут себя точно так же, как самцы всех остальных птиц, то о самках этого не скажешь. Их поведение значительно от всех остальных птиц отличается.
Кстати, они тоже петь умеют. Их пение: что-то вроде «кли-кли-кли», и в конце своеобразный… хохот. Но главное отличие от остальных птиц в том, что кукушки гнёзд себе не вьют и птенцов в них не высиживают. Всю эту нелёгкую и ответственную работу легкомысленные кукушки целиком перекладывают на чужие плечи (точнее, крылья и клювики).
Кстати, я – кукушка обыкновенная (это вид такой). А всего нас, кукушек, аж 130 видов. Из них более половины гнёзда вьют и детей добросовестно воспитывают. Значит, когда-то всё кукушки этим почтенным делом занимались, в том числе и мои многоуважаемые далёкие предки.
Да я это и по себе замечаю. Схвачу, бывало, веточку в клюв, полетаю с ней туда-сюда и, не зная, куда бы её с толком пристроить, просто роняю. И тут же лечу на поиски чужого гнезда…
Мы, кукушки, птицы довольно крупные (где-то, величиной с сороку, ту, что тебе письмо моё доставила), а яйца свои подкидываем в гнёзда разной птичьей мелюзги: славок, трясогузок, горихвосток, зарянок и прочих певчих пташек (всего около 150 видов мелких птичек от нас страдает!).
А совершать это неблаговидное дело нам собственная окраска помогает.
Дело в том, что по окраске (особенно пёстрой нижней стороны тела) мы немного ястреба напоминаем или ястребиную сову. Представляете: пролетаю я низко над лесом, а эти бестолковые мелкие птички мигом с гнёзд срываются, приняв меня за пернатого хищника!
А мне, кукушке, только этого и надо!
Обнаружив, таким образом, подходящее гнездо, мигом сажусь на землю рядом с ним и откладываю одно яйцо. Потом беру его в клюв, подлетаю к гнезду и, пока хозяева не воротились, оставляю там своё яйцо рядом с хозяйскими. Для верности выбрасываю одно или два хозяйских яиц из гнезда. И всё, больше мне тут делать нечего! Лечу разыскивать следующее гнездо.
Всего за сезон я откладываю (и подбрасываю, разумеется, в чужие гнёзда) до 15-20 яиц, причём больше одного яйца в гнёздо никогда не подбрасываю. Зачем же так много, может, спросите вы?
А всё потому, что не всегда мне, бедняге, везёт. Бывало, что сами хозяева (даром, что мелкие) меня замечают заранее и так яростно своё гнездо защищают, что приходится отступить. Но даже из удачно подброшенного яйца не всегда вылупляется кукушонок.
Я, как уже отмечала выше, птица довольно крупная, но яйца мои мелкие, чтобы ничем не выделяться среди яиц потенциальных хозяев (они даже по цвету похожи). Но всё равно эти недоверчивые хозяева часто замечают подмену и принимают свои контрмеры. Какие? Да разные!
Одни, к примеру, просто выбрасывают чужое (моё, то есть) яйцо из гнезда, другие сами покидают гнездо, оставляя все отложенные яйца (и свои, и моё) на верную гибель. Или покрывают всю кладку новым слоем пуха, шерсти, травинок и сверху вновь откладывают новую партию яиц. Старая кладка при этом всё равно погибает полностью.
Но, тем не менее, хоть два-три моих яйца в разных гнёздах уцелеют, и птицы-хозяева добросовестно начинают их высиживать.
Кукушонок всегда появляется на свет чуть раньше своих сводных братьев и сестёр. И сразу же, едва обсохнув, начинает по очереди выбрасывать из гнезда будущих пищевых конкурентов: яйца или только что вылупившихся хозяйских птенцов. Работа эта нелёгкая для голого слепого птенца, но он всё равно её выполнит до конца, сам ещё не понимая, что он такого творит.
Дела в том, что на голой коже кукушонка имеются чувствительные места и стоит только к ним прикоснуться (яйцу или другому птенцу), как кукушонок инстинктивно принимает позу выбрасывания. Он подбирается под птенца или яйцо, вскатывает его себе на спину и, придерживая куцыми крылышками, подталкивает к краю гнезда. Потом резко откидывается назад – и пищевой конкурент летит вниз. Небольшая передышка – и то же происходит со следующим птенцом или яйцом. Кукушонок успокоится только тогда, когда останется в гнезде совершенно один.
Немыслимая жестокость и чёрная неблагодарность, возможно, скажете вы. Что ж, может оно и так. Но это ещё и жизненная необходимость. Ибо сил маленьких приёмных родителей едва-едва хватит на то, чтобы прокормить одного прожорливого кукушонка.
А он и в самом деле чрезвычайно прожорлив, ибо растёт на удивление быстро. А птички-хозяева изо всех сил выбиваются, таская ему корм. Они то, по простоте душевной, считают его своим родным сыном (или дочерью), несмотря на то, что кукушонок этот чуть ранее (и часто на их же глазах) так жестоко расправился с их собственными детьми.
А всего через 20 дней кукушонок уже становится крупнее своих приёмных родителей и не помещается в их маленьком гнёздышке. Он устраивается рядом, на ветке, и, широко разевая рот, по-прежнему требует у «папы» и «мамы» пищи. Ибо он ещё совсем маленький, несмотря на то, что уже огромный, особенно рядом с ними.
А ещё через пару недель кукушонок начинает летать и вскорости улетает насовсем, покидая приёмных родителей. И в лесу становится на одну кукушку больше… и, естественно, тот же лес недосчитывается нескольких потенциальных трясогузок или горихвосток, которые могли бы вырасти, но так и не выросли…
Из-за этого нас, кукушек, считают вредными птицами, ибо мы существенно сокращаем общее количество небольших певчих птиц. Но вред этот уменьшается тем, что откладываем-то мы яйца в гнёзда разных видов (я об этом уже говорила), так что вред для каждого из них минимальный.
А учтите ещё и тот факт, что кукушки поедают в большом количестве мохнатых гусениц непарного, кольчатого и других шелкопрядов, которые являются опасными вредителями леса (да и сада тоже), и которых другие птицы опасаются трогать из-за их колючих щетинок. Этим мы приносим нашей общей природе огромную пользу, намного превышающую небольшой вред, вызванный нашим вынужденным гнездовым паразитизмом.
Да и года людям считаем и пересчитываем только мы, и это тоже необходимо учитывать, размышляя о нашей полезности или вредности. Тем более, что мы никогда не жадничаем и отмеряем всем вам довольно продолжительные сроки жизни.

А на следующее утро решил я продолжить птичьи свои беседы. И на этот раз с дневными хищными птицами встретиться. Ну, хотя бы, с ястребами…

Вредные, но не очень…

Что мы знаем о ястребах? То, что вредные они издавна считались и ещё совсем недавно «вне всякого закона» находились. А теперь этим самым законом строго охраняются.
Вот это мне совсем непонятно было. Раньше вредными считались, а теперь что? На путь исправления встали, что ли?
Вообще-то, в нашей фауне два вида ястребов обитают: ястреб-тетеревятник и ястреб-перепелятник, и вот с ними-то у меня сегодня и была встреча назначена. В лесу, разумеется, ибо ястребы – преимущественно лесные жители. Вот почему крылья у них сравнительно короткие (хоть и сильные) и не парят они над землёй, наподобие орлов или коршунов. Добычу высматривают из засады, нападают стремительно, ловко лавируя между деревьев…
Впрочем, пока я вам о ястребах рассказывал, они и сами на встречу со мной прилетели. И такие похожие. У обоих верх тёмный, а грудь светлая, с характерной поперёчной рябью. И крылья изнутри тоже с поперечными полосами, а над глазами белые перья, ни дать, ни взять – брови…
Вот только размеры…
Ястреб-тетеревятник даже покрупнее вороны будет, а вот перепелятник и до голубиных размеров с трудом дотягивает. Но всё равно, хоть маленький, но хищник… и мелкие пташки его как огня боятся.
Вот с этого и начался наш с ними разговор, с питания.
- На кого охотитесь? – спрашиваю.
- Да, считай что, на всех птичек певчих! – с гордостью ответствовал перепелятник. – А могу и дятла поймать, сойку, чибиса… даже белку!
- Нашёл, чем хвастаться, белкой! – заклекотал тетеревятник. – Да я зайца или ондатру запросто одолеть могу! А ещё рябчика, тетерева, курицу домашнюю… ежели деревня неподалёку от леса расположена. Могу, кстати, и хищную птицу в добычу себе заловить: канюка, осоеда… да и тебя тоже, мой мелкий братец…
- Но, но! – предупреждающе заклекотал перепелятник, отодвигаясь. – Только без лап!
- Да нужен ты мне! – презрительно отозвался тетеревятник. – Это я так, к слову…
- А мышей вы ловите? – постарался я переменить тему.
Переглянулись ястребы.
- Ловим, но редко! – заклекотали разом. – Морока одна с этими мышами, да и наиболее активны они ночью, когда мы спим. Пускай ими совы занимаются.
- Тогда что ж выходит? - вздохнул я. – Выходит, что пользы от вас никакой… один сплошной вред…
- Но, но! – взъерошил пёрышки перепелятник. – Ты говори, да не заговаривайся! Пользы от нас очень даже много… да и вред не особенно большой…
- Ты вот о чём поразмысли, - добавил тетеревятник с ехидцей. – Вот меня обвиняют, что я, мол, тетеревов много изничтожаю! Не спорю, бывает… но как ты объяснишь тот факт, что всего сто лет назад, когда мы, ястребы, намного чаще в лесах встречались, тетерева тоже повсеместно водились?
Этот факт я никак не мог объяснить, а посему просто промолчал.
- А потому, что охотников тогда намного меньше было! – пояснил всё с той же ехидцей тетеревятник. – Вы, люди, тетеревов выбили, а теперь на нас вину свалить пытаетесь!
- Или взять меня, к примеру, - добавил перепелятник. – Не спорю, питаюсь певчими птичками. Но, во-первых, около своего гнезда никогда не охочусь, а во-вторых, мой охотничий участок в длину несколько километров. Так что вред не особенно велик, а если учесть, что мы, хищные птицы, в первую очередь отлавливаем птиц больных или увечных, то нас, вообще, можно к «санитарам леса» отнести. Наравне с волком…
- Точно! – кивнул головой тетеревятник. – Нас так и зовут иногда: «пернатые волки»!
- А ещё нас издавна люди приручали и использовали для охоты! – с гордостью продолжил перепелятник. – Моего брата старшого – на уток, тетеревов, даже зайцев, Ну, а меня – на перепёлок! И сейчас ещё такие энтузиасты имеются!
- А недавно в московском природном заказнике «Воробьёвы горы», - добавил тетеревятник, - люди специально выпустили парочку ястребов-тетеревятников для борьбы с воронами и голубями, которых в Москве ужас сколько развелось и которые из-за своей чрезмерной численности большой вред приносят. И людям, и природе…
- И что, два ястреба с этим справятся? – усомнился я.
- А у них потом птенчики вылупятся, - пояснил тетеревятник. – И вырастут…
- Вот давайте лучше об этом и поговорим, - предложил я. – О том, как вы детишек своих воспитываете.
- Гнёзда сооружаем на деревьях, - сказал тетеревятник. – В укромном месте, из сучьев и свежих зелёных веточек…
- А я одними сухими веточками обхожусь! – добавил перепелятник. – По этому признаку, кстати, наши гнёзда легко отличить можно. Потом самка откладывает 4-5 яиц, насиживает их. А в конце июня вылупляются птенчики.
- У меня – в начале июня! - перебил его тетеревятник. – И птенчиков не больше трёх!
- А что самец делает, когда самка на яйцах сидит? – поинтересовался я. – Ну, кормит её… это понятно. Наверное, ещё и от врагов охраняет?
- Да наши самки намного крупнее самцов! – воскликнули хором оба ястреба. – Они за себя вполне постоять могут! А что корм носим – это факт! И детишек совместно выращиваем, пока они самостоятельными не станут.
- И последний вопрос, – сказал я. – Вы, ястребы, перелётные птицы или тут, у нас, зимовать остаётесь?
Переглянулись ястребы.
- Лично я, - сказал тетеревятник, - никуда не улетаю. Ну, бывает, откочёвываю в более южные районы, ежели зима слишком суровая...
- Я тоже на зиму чуть южнее могу перебраться, - добавил перепелятник. – Но чаще поближе к человеку стремлюсь, в города, посёлки. Вслед за своей добычей: синицами да воробьями… они ведь тоже зимой поближе к жилью жмутся. Ещё вопросы есть?
Вопросов у меня больше не оказалось и мы распрощались. Ястребы в лес улетели, а я домой отправился. Чтобы поскорее беседу эту записать. Пока не забыл…